В пятницу Тесс раньше обычного пришла на работу и упорно трудилась над грудами документов.
К ланчу все дела были закончены, и она собиралась уже рвануть домой, когда раздался телефонный звонок.
— Это ваша мать, — сказала Жаки.
Тесс самым подлым образом хотела было попросить ответить, что она уже ушла, но потом передумала. Сегодня у нее действительно уважительная причина сократить разговор.
— Привет, ма! — Прижимая трубку к уху плечом, Тесс принялась убирать бумаги в портфель.
— Ты как-то странно говоришь, — заметила Димфна, — у тебя что, снова ларингит?
— Нет, — это я повесила телефон на шею, чтобы сложить папки, которые беру с собой в Ирландию. Я должна выходить через минуту.
— А, понимаю. Именно поэтому я и звоню. Я хочу, чтобы ты передала мои поздравления этому старому черту, ну и Стелле, конечно, — добавила она. — И постарайся забыть о работе. Ты же уезжаешь всего на четыре дня. На сколько отпустили Стивена?
Тесс колебалась, не зная, сказать ли ей правду, и решила, что как раз сейчас неплохой момент для этого. На худой конец, обмен мнениями будет недолгим. Даже Димфне не удастся изменить расписание полетов «Эйр Лингус».
— Ты знаешь, я как раз собиралась сообщить тебе, что его уволили.
— Уволили? Но ведь он же только что получил эту награду, как ее там…
— Это длинная история. Кто-то там у них на фирме покончил с собой, и Стивен решил: все это из-за того, что в агентстве начальство плохо обращается с подчиненными.
— Я всегда знала, что Лондон — ужасное место. — Димфна говорила так, словно Тесс только что сообщила ей, что самоубийства в деловом мире столицы происходили каждый час. — И как же Стивен переживает свое увольнение? Уж ему-то будет нетрудно найти другую работу?
— Мам, мне кажется, он хочет уйти из рекламы и стать художником.
— Очень хорошо. Это настоящее дело. Я никогда не считала, что реклама — достойное занятие для взрослого мужчины.
— Но за это занятие хорошо платят. Я не знаю, как мы будем жить на одну мою зарплату.
— Да брось ты. Все прекрасно! Избавитесь от своих дорогих машин и от этой ленивой шведки. Вас всегда слишком заботили деньги. Когда еще был жив твой отец, царство ему небесное, мы не знали, как протянуть еще один день на гроши, но мы были счастливы, помнишь?
Тесс заскрежетала зубами: опять этот вечный семейный припев. Она чуть было не напомнила матери, что проигрыши их отца приносили в дом отнюдь не счастье, а нищету, и если она в самом деле слишком озабочена деньгами, то именно потому, что они никогда не знали, что будет завтра. Но память ее отца священна, он стоит всего на одну ступеньку ниже Бога Отца и, конечно, выше Иоанна Павла II.