Соледад не хотела говорить, переводила разговор на другое, но он упорно настаивал. Когда же Соль все-таки сказала правду, он помрачнел, кивнул и тихо сказал, что огорчен. Потом заперся в своем кабинете и оставался там до ужина, не спал и ничего не делал — просто сидел за письменным столом, положив руки на ореховую столешницу, и напрасно пытался восстановить недостающий фрагмент в ленте своей памяти.
Подобные случаи провалов в памяти повторялись все чаще, и все трое — Аличе, ее отец и Соль — старались делать вид, будто ничего не замечают, ожидая того момента, когда уже не смогут не замечать.
— Али? — снова заговорила Соль. — Так я пойду разбужу его?
— Нет, нет, — поспешила ответить Аличе, — не буди, не нужно.
— Ты уверена?
— Да, пусть отдыхает.
Положив трубку, она прилегла на диван и постаралась не закрывать глаза, устремив их в белый потолок. Она боялась пропустить то мгновение, когда обнаружит новое, необратимое изменение в своей жизни. Ей хотелось быть свидетелем бог знает какой по счету небольшой катастрофы и запомнить ее, но уже совсем скоро дыхание ее сделалось ровным, и она уснула.
Маттиа немало удивился, что у него еще есть какой-то инстинкт, похороненный под густой сетью мыслей и отвлеченных понятий. Удивился страсти, с какой этот инстинкт проявился и уверенно руководил его действиями.
Возвращение к действительности оказалось болезненным. Чужое тело Нади распласталось на нем. Ее пот, скомканная диванная накидка, их смятая одежда — от всего этого он задыхался. Надя дышала тихо и ровно. Маттиа подумал, что отношение периодичности ее и его вздохов — число иррациональное, а значит, нет никакого способа соединить их и определить какую-то регулярность. Он широко открыл рот над головой Нади, чтобы вдохнуть побольше кислорода, но воздух в комнате стоял очень тяжелый, такой не вдохнешь.
Ему захотелось прикрыться. Он повернул ногу и почувствовал, как его вялый, холодный пенис соприкасается с Надиной ногой. Он вздрогнул и невольно задел Надю коленом. Надя приподняла голову, оказывается, она уже спала.
— Извини, — сказал Маттиа.
— Ничего.
Она прижалась к нему губами, ее дыхание снова стало слишком горячим. Маттиа лежал неподвижно, ожидая, пока она успокоится.
— Давай перейдем в спальню, — предложила Надя.
Маттиа кивнул. Ему хотелось вернуться в свою квартиру, в удобную безликость своего жилища, но он понимал, что сейчас уходить нельзя.
Оба почувствовали неловкость, когда забирались под простыню с разных сторон кровати. Надя подбадривающе улыбнулась, как бы говоря: «Все хорошо». В темноте она прильнула к его плечу, поцеловала еще раз и тут же уснула.