— Тогда я точно знаю, куда нам нужно ехать, — сказала она с тем же лукавством, с каким еще в юности сообщала о своих забавах.
Они сели в джип. На торпеде не было ничего, кроме лежавших рядом двух компакт-дисков: «Картинки с выставки» Мусоргского и сонаты Шуберта.
— Любишь классическую музыку? — спросил Маттиа.
Аличе мельком взглянула на диски и поморщилась:
— Нет, что ты. Это его. Я под них засыпаю, только и всего.
Маттиа пристегнул ремень безопасности. Ремень оказался неудобным, потому что был отрегулирован под низкий рост — наверное, для Аличе, когда она сидела на этом месте, а машину вел ее муж. Вместе они слушали классическую музыку. Маттиа попытался представить эту картину, но потом отвлекся на стикер, приклеенный к зеркалу:
«Objects in the mirror are closer than they appear»[16].
— Это Фабио для тебя оставил предупреждение? — спросил он.
Вопрос прозвучал глупо, но ему хотелось поскорее развязать этот узел, избавиться от незримого присутствия мужа Аличе, который, казалось, молча изучал их с заднего сиденья. Маттиа понимал, что иначе разговор не состоится, а если и состоится, то будет кружить вокруг да около главного.
Аличе нехотя кивнула, словно это стоило ей труда. Она не знала, с чего начать. Если рассказать Маттиа все по порядку — про ребенка, про ночную ссору, про рис, который до сих пор лежал по углам в кухне, он может подумать, что она позвала его только из-за этого, и никогда не поверит в историю про Микелу. Или решит, что она, переживая кризис в отношениях с мужем, пытается восстановить прежние связи, дабы не чувствовать себя такой одинокой. Последняя мысль насторожила ее: а может, все именно так и обстоит?
— Дети есть у вас? — спросил Маттиа.
— Нет.
— Почему…
— Оставь, пожалуйста, — прервала его Аличе.
Маттиа замолчал, но не извинился.
— А у тебя? — спросила она и внутренне сжалась, опасаясь ответа.
— Нет, — ответил Маттиа. — У меня нет… — Ему хотелось добавить «никого», но он просто сказал: — Я не женат.
Аличе кивнула.
Машина остановилась на большой пустынной парковке вблизи аэропорта. Вокруг громоздились какие-то сборные сооружения. Возле серой стены ангара высились в три этажа деревянные скамейки, обернутые целлофаном. Маттиа посмотрел на вывеску под самой крышей, и подумал, что ночью она, наверное, ярко светится оранжевым светом.
— Твоя очередь, — сказала Аличе, открывая дверцу. — Давай пересаживайся.
— Не понимаю…
— Теперь ты поведешь.
— Нет, — возразил Маттиа. — Об этом и речи не может быть!
Аличе внимательно посмотрела на него, нахмурившись и надув губы, словно только сейчас что-то вспомнила.