— О какой вине ты говоришь? — с некоторым раздражением спросил отец, растерявшись.
— Я о том, почему они стекают по наклонной.
Балоссино кивнул с серьезным видом, так ничего и не поняв.
Они приехали. Пьетро не выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Маттиа открыл дверцу, и порыв свежего воздуха ворвался внутрь.
— Приеду за тобой в час, — сказал Пьетро.
Маттиа кивнул. Пьетро потянулся было к нему, чтобы поцеловать, но помешал ремень безопасности. Он снова откинулся на спинку и посмотрел на сына — тот вышел из машины и закрыл дверцу.
Новая школа находилась в красивом престижном районе на холме. Здание, возведенное еще в двадцатые годы, несмотря не недавнюю перестройку, сильно мозолило глаза среди роскошных вилл — длинная бетонная коробка с четырьмя одинаковыми рядами окон и двумя зелеными противопожарными лестницами.
Маттиа поднялся к входу, неподалеку от которого мокла под дождем в ожидании звонка группка ребят. В школе он поискал, не желая никого расспрашивать, схему расположения помещений, нашел нужное и направился к последней двери в коридоре на втором этаже. Переступив порог класса, он глубоко вздохнул, ухватился за ремни своего рюкзака, висевшего за спиной, прошел к дальней стене и остановился возле нее с видом человека, которому очень хотелось бы в эту стену въехать.
Рассаживаясь по местам, ребята с любопытством посматривали на него. Никто не улыбнулся. Некоторые перешептывались — Маттиа догадывался, что говорят о нем. Свободных парт оставалось все меньше, и, когда кто-то сел возле девушки с длинными красными ногтями, он почувствовал облегчение.
В класс вошла учительница, и Маттиа проскользнул на последнее свободное место у окна.
— Новичок? — спросил его сосед по парте, которому, видимо, здесь тоже было неуютно.
Маттиа кивнул, не глядя.
— Денис, — представился тот, протягивая руку.
Маттиа вяло пожал ее и произнес:
— Очень приятно.
— Добро пожаловать, — сказал Денис.
Виола Баи восхищала всех подруг, но они и побаивались ее. Она была поразительно хороша собой, даже неловкость какую-то вызывала ее красота. А кроме того, в свои пятнадцать лет она знала жизнь намного лучше своих сверстниц — или во всяком случае создавалось такое впечатление.
По понедельникам девочки собирались на перемене вокруг ее парты и с волнением слушали отчет о том, как она провела выходные. Чаще всего это было умелое переложение того, чем накануне делилась с ней сестра Серена, на восемь лет старше. Виола проецировала рассказы Серены на себя, обогащая их пикантными подробностями, которые, как правило, придумывала на ходу, но именно они представлялись подругам самыми волнительными.