— Несколько лет назад это было еще возможно. Но если Гарвей теперь перепишет на ваше имя значительную часть своего состояния, суд потребует его обратно.
— Как грубо! Пожалуйста, мистер Фардаль, придумайте же какое-нибудь средство! Неужели нет никакой возможности обеспечить меня?
— Мистер Фардаль?
— Герберт, если хотите,— робко произнесла она.— Здесь необходимо соблюдать осторожность.
— Вы всегда и везде осторожны.
— Пожалуйста, не сердитесь. Я так подавлена. Вы должны ободрить меня и дать совет.
— Дорогая Мильдред, если фирма Гаррарда лопнет, вам абсолютно не на что рассчитывать. Вы должны были раньше принять меры. Теперь слишком поздно. Но если окажетесь в затруднении и обратитесь ко мне как к другу, позабочусь о том, чтобы вы не нуждались в деньгах.
Это было сказано чересчур откровенно, но Мильдред не смутилась. Потребность в деньгах заглушила всякие другие чувства. Этот человек был богат и должен был стать ее рабом. Она решила, что он довольно сносен: недурно одевался и если не в Лондоне, так, по крайней мере, на Ривьере вращался в лучшем обществе.
— Вы очень милы и благородны, но, право, не решаюсь брать в долг у вас.
— Это как-нибудь устроится.
Тонко вырисованные брови немного приподнялись. Она твердо решила вынудить его к обязывающему обещанию.
— Что значит устроится? Говорите прямо.
Фардаль потягивал вино. Хотя он не отличался особенной утонченностью, все же почувствовал, что попал в затруднительное положение. Женщины, с которыми привык иметь дело, принадлежали к другому обществу, с ними нечего было церемониться. Спокойствие Мильдред смущало, но он решил идти напрямик.
— Я хотел дать почувствовать, Мильдред, что между нами деньги не имеют значения.
Она благодарно улыбнулась очаровательной улыбкой.
— Вы очень милы, Герберт, вы настоящий друг. Не знаю, что ждет меня, но теперь я спокойна. Всегда буду чувствовать вашу близость и заботу…
Опасная минута прошла. Фардаль понял, что благосклонность принадлежала не ему, а его деньгам. Он рад был, что не высказался более определенно.
— Меня удивляет, что муж скрывал все это от вас. Ведь он, вероятно, предвидел катастрофу.
— Мы редко откровенничаем. Гарвей всегда думал только о развлечениях. Он играл в поло, гольф и теннис, катался на яхте и больше ни о чем не думал. Теперь меня же называет эгоисткой.
— Лодырничество не пристало мужчине. Я не в состоянии был бы вести такую жизнь. Каждое утро ровно в девять я в бюро, остаюсь там до шести, иногда отдыхаю недельку или еду на месяц в Монте-Карло, вот и все.
— Зато много зарабатываете. Это чудесно!