Из соседней комнаты донеслось какое-то сонное прерывистое бормотание и всхлипывания, которые, видно, и разбудили Кольцова. Он тихо встал и на цыпочках прошёл к открытой двери — вчера они с Юрой долго разговаривали, лёжа в постелях, и дверь так и осталась растворённой. Мальчик спал, беспокойно разметавшись, лицо его было напряжено, брови нахмурены, губы плотно сжаты. Видно, и во сне переживает свои скитания и горести… Вчера Ковалевский распорядился сшить мальчику обмундирование. Надо было с утра проследить, чтобы портные управились побыстрей. Юра все порывался на кладбище, на могилу к отцу и Кольцову еле удалось уговорить его дождаться до завтра: ну куда он пойдёт в своём рваньё? А обмундирование даже самого малого размера, какое нашлось на складе, Юре оказалось слишком большим.
Однако едва они успели умыться, как из мастерской принесли готовую одежду. Юра тотчас надел её и на глазах переменился. В хорошо сшитом, подогнанном и отглаженном обмундировании он походил на молоденького франтоватого юнкера, только что призванного в строй.
После завтрака они пошли к командующему. Со смущённой, но довольной улыбкой Юра вытянулся в струнку посреди кабинета, старательно держа руки по швам. Ковалевский внимательно оглядел Юру, покряхтел, довольный его видом, и с ласковой отеческой усмешкой похвалил:
— Молодец! Лейб-гвардия! А? Прямо хоть сейчас с большевиками воевать!
— Требует у меня погоны, Владимир Зенонович, — добавил доброй веселинки Кольцов.
Ковалевский гулко рассмеялся:
— Погоны? А не рановато? — Он добродушно потрепал Юру по голове, затем потянулся к столу, взглянул на какие-то бумаги, и сказал Кольцову: — Павел Андреевич, голубчик! Сообщите запиской по проводу Шкуро, что он произведён в генерал-лейтенанты… Ну, там поздравьте его от меня…
— Не понимаю Антона Иваныча Деникина, — нахмурился Кольцов. — Вы — командующий армией и… тоже в этом чине. Почему вам ставка не даёт полного генерала?
Ковалевский отмахнулся с гордым добродушием:
— Видите ли, Павел Андреевич! Меня в генерал-лейтенанты произвёл государь император… Вот-с!..
— Я вас понял, ваше превосходительство, — с деликатной благоговейностью кивнул Кольцов и тут же вышел. Юра шагнул было за Павлом Андреевичем, но Ковалевский подошёл к нему, усадил в кресло. Сам сел напротив, снял пенсне, зачем-то беспокойно протёр его и снова водрузил на место.
— Вот так, Юрий! Твой отец был большим моим другом. Мы вместе с ним учились, вместе воевали… Немного знал я людей такой отваги, чести, верности долгу и присяге… И я был бы счастлив, если бы сумел… смог… да-да, если бы я смог заменить тебе отца. Хоть в малой степени!.. — смущённо, с паузами говорил Ковалевский: ему нелегко давался этот разговор.