Калли закрывает глаза и улыбается — как будто тоже помнит тот день. Жалко, что она его не помнит. Тогда я была счастлива… И сейчас, когда я в очередной раз рассказываю дочке о том, как она родилась, мне кажется, что день был прекрасным. Тогда я еще надеялась, что второй ребенок укрепит нашу маленькую семью. Конечно, мои надежды не оправдались. И даже в тот день не все меня радовало, хотя Калли и Бена я уверяю в обратном. Например, я молчу о том, как тряслись у Грифа руки, когда он держал Калли на руках. Я очень боялась, что он уронит малышку. Сидела в кровати как на иголках, готовая в любой миг подскочить к нему и отнять ребенка. Несколько раз я под разными предлогами просила Грифа вернуть малышку мне. Но он сразу обо всем догадался. Я посмотрела ему в глаза и увидела в них боль. Он обиделся, что я ему не доверяю.
Целую неделю перед рождением Калли Гриф не пил ни капли. А перед тем, до его последней вахты, все было плохо, по-настоящему плохо. Он перешел очередную черту — одну из многих за несколько лет. Когда он вернулся за неделю до родов, помню, он лежал рядом со мной в постели, положив руку на мой огромный живот, и клятвенно обещал «завязать». Он тихо плакал, уткнувшись мне в плечо, и я плакала вместе с ним. Я ему поверила. В очередной раз поверила. Хотелось верить, что он бросит пить — ведь он мне обещал. А я ему помогу…
Но вечером, в больнице, когда он носил Калли на руках, у него сильно тряслись руки, и я поняла, что слова своего он не сдержит. А если и продержится без выпивки, то недолго. Так и получилось. Гриф незаметно ушел из больницы на рассвете, когда мы с Беном еще спали, а Калли лежала в колыбельке. Вернулся он лишь через несколько часов. Глаза у него сильно косили и как будто остекленели. Он нагнулся поцеловать меня, и я почувствовала запах спиртного. Зато руки у него перестали дрожать, и Калли он держал очень уверенно.
— Ну вот и все, Калли, — говорит доктор Хигби. — Самое неприятное позади. Осталось только промыть все ранки до конца. Ты, Калли, очень везучая девочка — настоящий везунчик.
Прежде спокойное, безмятежное личико Калли на секунду застывает и вдруг перекашивается. Она вытаращивает глаза и бледнеет, как мел. Доктор Хигби в недоумении оглядывается на Молли, та пожимает плечами. Она не притрагивалась к ранкам! Рот у Калли открывается в безмолвном крике; на лице выражение крайнего ужаса. Я беспомощно озираюсь по сторонам; в голове у меня звенит дочкин безмолвный крик.
— Что случилось? — спрашиваю я. — Что с тобой, Калли? — Но она по-прежнему молчит, только дергается, как будто в судорогах. Нам с Молли приходится держать ее, чтобы она не упала со стола. — Что такое? — спрашиваю я, сама готовая заплакать. И вдруг я вижу, что Молли и доктор Хигби смотрят не на Калли, а куда-то мне за спину. Крепко держа извивающуюся Калли, я оборачиваюсь к двери и вижу Бена. Он страшно избит, на нем рваная окровавленная рубашка… У меня подкашиваются ноги. Бен с ужасом смотрит на Калли.