Он довел ее до двери, проводил к машине. Когда она уже сидела за рулем, Майк наклонился и снова поцеловал ее.
– Мне бы очень хотелось стать частью твоей новой жизни.
Эдит не было дома. И хотя Хэлли хотелось поговорить с матерью, но она чувствовала себя такой изможденной, что обрадовалась отсрочке. Предстояло еще уладить массу дел. Слишком много чувств нахлынуло на нее, каждое по-своему сложное. Новая жизнь... Да, она хотела начать все заново. С матерью, с отцом и... И с Майком? Решится ли она на такой шаг, забыв о всех разочарованиях прошлого?
И так ли начинают новую жизнь – мчась вперед на всей скорости? Рискуя всем? Страшно, так страшно. Стоит ли пробовать? Опять все сначала?
Погружаясь в сон, вспоминая нежный шепот Майка, до сих пор звучащий в ее ушах, Хэлли решила, что, наверное, стоит.
На следующий день сразу после школы Хэлли зашла на половину матери. Эдит была в своей студии. Делала наброски. Каждое произведение Эдит придумывала и рисовала сама. Ни одно из них не походило на другое, если только, разумеется, не было соответствующей просьбы клиента.
– Я художник, а не ремесленник, – любила она говорить.
Так как дверь в студию была приоткрыта, Хэлли вошла молча, без стука. Мать всегда закрывала дверь, когда не хотела, чтобы ее тревожили.
Эдит сидела на табурете за высоким, наклоненным под углом чертежным столом. В профиль, согнувшись над рисунком и с освещенной солнцем седой головой, она казалась необыкновенно хрупкой. И хотя она была еще не стара, сегодня Эдит выглядела на свои пятьдесят восемь лет.
Из-за нахлынувшей волны любви и нежности к глазам Хэлли подступили слезы. Она положила руки на плечи матери и поцеловала ее в склоненную голову.
– Я люблю тебя, мама. – Хэлли почувствовала, как напряглись плечи матери.
Эдит со сдавленным всхлипом отбросила остаток угольного карандаша и, повернувшись на табурете, попала в объятия дочери.
– Хэлли! – Она крепко обняла ее. – Прости меня. Пожалуйста, прости меня.
– Это ты прости меня. – Хэлли наклонилась, чтобы лицо Эдит оказалось против ее лица. – Ох, мама! Мне было больно. Я растерялась... и да, разозлилась. Ты же знаешь, какая я...
– Ты замечательная, – улыбнулась Эдит, глядя ей в глаза. – Я не заслуживаю такой дочери, правда не заслуживаю.
Хэлли усмехнулась сквозь слезы.
– Ох, мама... – Она опять обняла мать. – Я начинаю думать, что на самом деле мы стоим друг друга.
Они еще долго говорили. По-настоящему разговаривали, чего не случалось уже много лет. Эдит налила себе и Хэлли по стакану полусухого белого вина, и они вышли на улицу, под тень раскинувшегося баньяна, который создавал гигантский навес вдоль всего их дворика.