Тринити тронуло, что даже теперь Виктория беспокоилась о нем. Все чувства, которые он старательно отгонял в течение этого дня, грозили вырваться на свободу.
Тем не менее ее слова уязвили его. Уязвили тем, что она считала, будто он может потерпеть неудачу.
Никакая угроза, никакая опасность никогда не могли свернуть его с намеченного пути. И никогда такого не случится.
Много раз его гордость достигнутыми успехами и вера в справедливость его занятия были единственным, что держало его на плаву. Ее слова и его собственная слабость грозили лишить его этой поддержки.
– Ты отправляешься назад в Бандеру.
– Никогда! – горячо воскликнула Виктория.
Шум, производимый продиравшимися сквозь подлесок лошадьми, помешал Тринити ответить ей. Он отвязал веревку с одной ее ноги и поднял ее в седло, старательно держась подальше от ее зубов. Прежде чем она сумела ухватиться за луку седла и погнать лошадь вперед, Тринити просунул руку под брюхо лошади, взял болтающийся конец веревки и прочно обвязал ею вторую ногу Виктории.
Он знал, что сделал ей больно, потому что Виктория сморщилась. Но она ничего не сказала, и он тоже промолчал.
– Держись крепче за луку и плотно прижми колени к бокам лошади.
– Я умею ездить верхом, – сказала она сквозь стиснутые зубы.
Он видел, как она зажмурилась и судорожно глотнула.
– Ты слишком сильно затянул веревку.
Он понимал, чего стоило ее гордости это признание.
– Скажи, когда станет легче, – произнес он, ослабляя веревку. Виктория не проронила ни слова, но он понял, когда боль ее стала меньше, по тому, как обмякло, расслабившись, ее тело.
Убедившись, что она связана крепко, чтобы плотно держаться в седле, Тринити взял повод ее лошади и привязал к луке своего седла. Затем он набросил веревку на шею лошади Виктории и тоже привязал ее к своему седлу.
– Знавала я женатых людей, которые были менее прочно связаны, – ехидно заметила Виктория. – Не боишься, что я тебя пристрелю?
– Ты никогда не станешь в меня стрелять. Тринити сам удивился вырвавшимся у него словам.
– Продолжай так думать. Попробуй оставить без присмотра свое ружье и револьверы, лишь бы доказать, что ты прав.
Тринити рассмеялся:
– Это будет значить, что я тебя подначиваю. Это будет как вызов. Тогда, даже если ты не хочешь пристрелить меня, ты будешь считать делом чести сделать это, чтобы доказать свою храбрость.
– Неужели мужчины и правда так рассуждают? – Виктория, казалось, была поражена услышанным.
– В общем, так.
– Думаю, даже Бак не настолько туп.
Тринити почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Он спокойно отнесся к тому, что Виктория была с ним не согласна. Он ожидал этого. Но его взорвал тон, каким она произнесла «даже Бак».