Так и карабкался, от гнезда к гнезду. Заодно обогатился новой информацией о мире: раз до птенцов дело еще не дошло, то, очевидно, на дворе сейчас поздняя весна или раннее лето. В любом случае не осень. По растительности на острове это определить невозможно: у трав разные сроки созревания семян; с кустами тоже не все просто – я не замечал на них ни цветов, ни плодов. Лишь скорлупа орехов в медвежьем помете встретилась, но это вполне могли быть остатки прошлогоднего урожая.
На очередном гнезде пришлось остановиться – лезть дальше было бы безумием: почти отвесная скала, и пикирующие на голову птицы. Спустился, сделал вокруг этого жалкого клочка суши круг, едва не сломав ногу на камнях, но другого места для подъема не нашел – сплошной обрыв. Желудок жалобно заурчал, прямым текстом заявляя, что хотелось бы продолжить банкет – трех десятков яиц этой прорве показалось мало. Да разве это яйца – не больше перепелиных…
Вернулся к останкам лодки, проверил одежду. Все высохло, покрывшись пятнами соли. Ничего – доберемся до пресной воды, отстираю это раздражающее дело.
При мысли о пресной воде облизал пересохшие губы. Пока плавал, жажда сильно не донимала, а вот на суше начала грызть. Это может стать проблемой – морская вода это медленный яд (а может и не медленный – солевой состав ведь не знаю). Да и не напьешься ею по-настоящему.
Покосился на скалу. Забраться бы наверх – оттуда точно можно будет сушу разглядеть. Да уж… дадут тебе эти крылатые твари залезть – помечтай… Мне для полного счастья не хватало еще на камни сверзится с десятиметровой высоты, или глаз на чьем-то клюве оставить. Скажите спасибо, что я чайками не питаюсь – знаю, что мясо у вас вонючей, чем тухлая рыба. Я не такой уж эстет, но есть подобное, да еще и в сыром виде… Лучше поголодаю.
Попугаю надоело копаться в водорослях. Вспорхнув, он пристроился на шпангоуте, сунул голову под крыло, явно намереваясь поспать. Хороший пример для подражания, но чуть позже.
Нащупав на дне здоровенный, но подъемный для меня валун, вытащил на борт. Пучком водорослей кое-как отер с него зеленую слизь, дождался, когда поверхность чуть подсохнет – не хотелось бы, чтоб из рук выскользнул при замахе.
Когда камень с силой ударил в край расшатанной доски, остатки лодки содрогнулись, попугай, проснувшись, заорал на все лады, и, даже, вроде бы выругался на неизвестном моему новому телу языке. Я не обиделся – был занят осмотром результатов моей деструктивной деятельности.
Доска треснула как раз там, где предполагалось. Расшатав по слому, отодрал, покрутил в руках. Для моей цели сойдет. С помощью другого камня, гораздо меньших габаритов, обстучал все угрожающие места – не хотелось завтра получить занозу.