— Конечно, — сказал Ингкел. — Как же еще. Прекрасная песня, прекрасная битва.
От лодок, плясавших на волнах выжженной Дельты, рябило в глазах. Ночь была глухой и черной, луна спряталась в тучах… Кэлпи умеют вызывать тучи, подумал он, умеют приказывать ветру, умеют говорить с деревьями… И я так и не узнал, как это у них получается. Господи, да они все здесь! Все кэлпи Дельты!
— Вы все погибнете, — сказал он, — и люди погибнут. Не все, но многие.
— Кто не гибнет, станет старейшим, — ответил кэлпи, — таков закон. А у вас есть дочери-сестры?
Вряд ли Доска похожа на дочь-сестру, подумал он. Или мать. Или маленькая сопливая Лисса.
— У людей нет дочерей-сестер, — сказал он безнадежно, — у них есть просто дочери. И сестры.
— Вы — удивительное племя, — нежно сказал Ингкел.
И воины в лодках, грозные воины кэлпи застучали древками копий о днища лодок.
И закричали:
— Веди нас, бард!
Господи, думал Фома, что я наделал, что я наделал! Это потому, что я все-таки не кэлпи, я не понимаю всего. Я вообще ничего не понимаю. Они способны думать только о войне, слышать только боевые песни, но почему, почему? Я должен понять, я должен остановить их. Самолеты с Суши отбомбились и улетели, и если бы я не увел кэлпи к запретному острову, из них мало бы кто уцелел. А значит, Территории не ожидают нападения кэлпи. Во всяком случае, не думают, что их осталось так много. И что они опомнятся так быстро. Я предал людей. Я все время предаю. Я предал всех.
И я не могу остановить их.
У меня больше нет арфы.
Но я пел без арфы, я смогу, только нужно спеть правильную песню. Ах, если бы я мог знать, какая песня правильная! Но я всего лишь маленький мальчик, белая личинка, которой не суждено стать крылатой тварью.
Но она, подумал он.
Она теперь королева!
А королева может приказать.
Нужно найти правильные слова для одного-единственного слушателя, подумал он, а я — ее бард. Нужно найти слова любящего для любящей.
И она прикажет остановить войну.
Она королева.
Она поймет меня.
Он вновь сердито потер глаза. Черные точки лодок парили в мутной пелене.
Это от слез, подумал он, это от слез…
Он обернулся к Ингкелу.
— Я должен вернуться, — сказал он, — к ней. На остров.
— Не делай этого, маленький бард, — ответил Ингкел.
— Почему?
— Просто — не делай.
— Я бард, — сказал он, — и кто ты такой, чтобы приказывать мне, Ингкел?
— Я твой друг, — сказал Ингкел спокойно, и сердце Фомы сжалось от угрызений совести.
Но он только сказал:
— Подгони лодку к берегу. И вели остальным ждать меня.
— Мы без тебя никуда не пойдем, — сказал Ингкел. — Но бард не должен входить к королеве. Только к дочери-сестре. А новым дочерям-сестрам еще предстоит появиться.