. Дьюк никогда не обманывал ее на этот счет. Он прямо и откровенно заявил, что он не в состоянии дать ей семью и домашний очаг. Просто она сама себя обманывала, выдавая желаемое за действительное.
– Ты заставила меня признаться тебе, Тина, – напомнил Дьюк равнодушным тоном. – Теперь тебе решать.
Внезапно Тина почувствовала прилив бешеной гордыни. Она резко вздернула подбородок, выпрямилась, несмотря на грызущую теперь уже все тело боль. Ее глаза сверкнули. Ладони двинулись к животу, словно желая защитить еще не родившегося ребенка.
– Я хочу понять, почему для тебя так важно отправиться к жене именно теперь. Почему ты не можешь подождать еще пару недель?
Он пристально посмотрел на ее руки, судорожно сомкнувшиеся на животе.
– Я должен, – отрезал он. Его лицо напряглось и, сжав кулаки, он добавил: – Моя жена для меня важнее. Уеду я или буду здесь, ребенок все равно родится. Но если я не поеду в Америку именно сейчас, мне больше никогда не удастся вернуть жену.
– Что, если у тебя это выйдет, ты останешься с ней?
– Да, останусь с ней.
– А если не выйдет, явишься обратно ко мне и к нашему ребенку. Ведь так?
Он нервно стиснул пальцы.
– Ты хочешь этого, Тина?
Нет, подумала она. Ни за что. Она не желает быть заместительницей за неимением лучшего!
Едва не ослепнув от невыносимой боли, она кинулась, оттолкнув кресло, в холл, а затем в спальню. Здесь Дьюк изменял с нею своей жене, своей единственно любимой на всю жизнь женщине. Возможно, обнимая ее, он представлял ту, другую, на ее месте.
Еле держась на ногах, она подошла к туалетному столику, рывком открыла ящик, где держала бриллиантовые серьги. Она не сможет вспоминать его с теплом после всего сказанного и сделанного. Теперь она знала, почему он ни разу не признался ей в любви, ни разу не заикнулся о браке. Она вытащила бархатную коробочку. Поясницу терзала мучительная боль.
У нее потемнело в глазах. Тина с трудом удержалась на ногах, ухватившись за край тумбочки. Новая, еще более сильная боль прожгла ее тело. Но это была всего лишь обычная физическая боль.
– Тина, – послышался тревожный голос Дьюка. – Тина! – Он появился на пороге спальни.
Каким-то образом она умудрилась повернуться лицом к нему и швырнула к его ногам бархатную коробочку.
– Забирай! Подари их твоей… твоей!.. – закричала она, но запнулась на полуслове. Невыносимая, ломающая кости крестца боль опоясала ее.
– Тина, Бога ради…
– Если тебе не составит… особого труда, отвези меня в больницу… прежде чем уедешь…