Когда у Епихина заканчивалась вторая кружка пива, в подвальчике появились два молодых человека. Правда, не такие уж они были и молодые, но почему бы их так и не назвать – от душевной нашей щедрости и легкой такой, милой снисходительности.
Мужик с водкой, чуть покосившись в их сторону, произнес «х-х-х». Больше ничего не добавил, решив, что выразился достаточно определенно. Дескать, увидел вас, понял, цену вам знаю. И отвалите.
Девицы, запихнутые в зауженные джинсы, наклонившись друг к дружке, возбужденно зашушукались с приготовленными улыбками. Вдруг их взгляды пересекутся, а улыбка, уж вот она, наготове. Пересеклись. Парни приветственно помахали руками, но к красавицам не подсели, не сочли нужным.
Епихин, сам того не заметив, быстро взглянул на Фатиму. Женщина чуть заметно кивнула – да, ты прав, это они. Парни, да, лучше назвать их парнями, по нынешней городской градации это слово подходит к ним вполне. Они протиснулись между стульями и уселись за последний свободный столик. Он оказался рядом со столиком Епихина, и он из вежливости чуть сдвинул свой стул, извинился перед красотками в ушитых джинсах и, снова усевшись на свое место, оказался чуть ли не вплотную к парням, так уж вышло. Хотел как лучше, а получилось, что он сидел к ним спина к спине. Но никого это особенно не затронуло – к тесноте в забегаловке все уже привыкли.
Была в этих ребятах, оказавшихся за спиной у Епихина, этакая подпорченность, понять которую удавалось не сразу, если вообще удавалось. Но люди, не задумываясь, откуда идет этот вывод, если сразу и не понимали, то чувствовали – подпорченность.
Может быть, такое впечатление складывалось от небритости, хотя нынче недельная щетина в моде... Но недельная щетина требует выглаженной рубашки, неплохого, хотя бы неплохого пиджака, а на этих было что-то заношенное, казалось, они в этих рубашках и пиджаках спали – что, учитывая помятость физиономий, вовсе не исключалось.
И было еще одно – какая-то взвинченная оживленность, их, похоже, возбуждала сама забегаловка, они пришли сюда как в достойное место, где им хорошо и вот-вот наступит нечто такое, к чему стоит стремиться.
А что наступит?
Две кружки пива появятся на столе.
И все.
И этого достаточно, чтобы громко, оживленно, воодушевленно разговаривать на какие-то свои дурацкие темы? Потому что так разговаривать можно только на темы действительно дурацкие – кого вчера встретил, сколько бутылок открыли, что ответила Валька, когда он ее поприжал между дверями, каким-таким голосом она ответила на его предложение...