Сделка была заключена в тот же вечер. Мы все собрались на кухне отеля «Мерис» выпить и были настолько подшофе, что пригласили к себе Шлюкбебира.
— Скажите, — неожиданно спросил Порта, — вы считаете себя культурным человеком?
— Культурным? Конечно! Думаешь, я достиг бы нынешнего положения без хорошего образования?
— Я не знал, — ответил Порта. — Но раз вы культурный человек, то, может быть, поможете нам в одной небольшой проблеме?
— Постараюсь, — напыщенно ответил Шлюкбебир. — Что у вас за проблема?
— Видите ли, — сказал Порта, — мы хотим узнать имя свиньи Одина.
— Свиньи Одина? Что это за чепуха со свиньями? — вопросил Шлюкбебир. — Меня сегодня четвертый раз спрашивают о свиньях.
— Вы знаете ответ? — спросил Порта.
Мы, затаив дыхание, ждали, чтобы гестаповец блеснул перед нами культурой. Ждали так долго, что задышали снова. Наконец Шлюкбебир покачал головой.
— Странное дело, — признался он, — но даже при своем образовании я никак не могу вспомнить имя этой треклятой свиньи!
Охранники в транзитном лагере «Ле Роланд» возле Бона искренне считали себя способными испытывать жалость. Один из них, унтершарфюрер Курт Раймлинг, утверждал, что прекрасно понимает душевные страдания заключенных; что даже разделяет их.
— Убейте меня вместе с детьми! — взмолилась ему однажды еврейская мать.
У нее было трое маленьких детей, и перед расстрелом охранники хотели разделить их. Раймлинг запретил. Дети оставались с матерью до конца; он убил их первыми, быстро и ловко, дабы женщина видела, что они не мучились. Стрелял из пистолета Раймлинг мастерски.
Кое-кто из эсэсовцев утверждал, что жертвы благодарят их за доброту. Одним из них были обершарфюрер Карл Нойбург в лагере Дранси. Гуманность и сердечная доброта подвигли его даже позволить еврейской семье прочесть каддиш[152] (заупокойную молитву) перед тем, как заставить всех повеситься на глазах друг у друга. А такое великодушие могло ему дорого обойтись. Узнай о нем высшее начальство, он вполне мог бы получить трое суток карцера и задержку на полгода повышения в звании.
И все-таки некоторые охранники были готовы идти на такой риск. Неудивительно, что жертвы их были благодарны.
Предложение продать оружие сделал нам двойной агент по прозвищу Крыса, один из тех, кто встречал высаживавшихся во Франции парашютистов. Склад находился на заброшенном заводе за Северным вокзалом. Мы встретились с Крысой у входа, он повел нас внутрь и показал три заваленные оружием полки.
— Всё наилучшего качества, — заверил нас Крыса. — Прямо от самого Черчилля!