С любовью,
Билл
P.S.
Билли Брэдшинкель стал таким занудой, что мне пришлось, в конце концов, его прикончить.
Первый раз это произошло в моей тачке, модели А, после Весеннего бала в колледже. Штаны Билли были спущены до лодыжек, на нем все еще была рубашка от смокинга, и сперма забрызгала все сиденье. Потом я держал его за руку, пока он блевал при свете фар, - молодой и неерпеливый, с растрепанными на теплом весеннем ветру белокурыми волосами. Затем мы забрались обратно в машину, погасили фары, и я сказал: "Давай еще раз".
А он тут и говорит: "Да не надо".
"Почему бы и нет?" - отозвался я; тому времени он уже тоже возбудился и мы сделали это снова. Я лихорадочно водил руками, забравшись под его рубашку, лаская спину, и прижимал его к себе, чувствуя, как длинные детские волоски его гладкой щеки касаются моей. Затем он заснул прямо в машине. Стало светать, и мы поехали домой.
Потом было еще несколько раз в тачке, а однажды, когда его семья свалила из дома, мы стащили с себя всю одежду, и уже после я смотрел на него, спавшего как младенец, со слегка приоткрытым ртом.
Тем летом Билли заболел брюшным тифом и я навещал его каждый день, и его мать давала мне лимонад, а его отец как-то раз угостил меня бутылкой пива и сигаретой. Когда Билли стало лучше, мы по традиции выезжали к озеру Крив Коэ, где брали на прокат лодку, рыбачили и лежали в ней, обняв друг друга за плечи и ничего не делая. Однажды в субботу мы исследовали старую каменоломню, нашли там пещеру и в затхлой темноте сорвали штаны.
Помню, что в последний раз я встретился с Билли в октябре того года. В один из тех восхитительных лазурных дней, которые случаются в Озарке осенью, Мы колесили по округе с моей однозарядной винтовкой 22 калибра, охотясь на белок, и бродили по осеннему лесу, так и не встретив ничего, что можно было подстрелить. Билли был молчалив и мрачен; мы сели на бревно, и он, уставившись на свои ботинки, наконец сказал, что не может больше со мной встречаться (заметь, я избавляю тебя от увядших листьев).
- Но почему. Билли? Почему?
- Так, если ты не понимаешь, то я и не буду тебе ничего объяснять. Пошли обратно в машину.
Мы ехали назад молча, и когда подкатили к его дому, он открыл дверь и вылез наружу. Взглянув на меня мельком, будто собираясь что-то сказать, Билли затем резко повернулся и побрел домой по тропинке, выложенной каменной плиткой. Я приехал домой, ошеломленный. Я загнал машину в гараж, положил голову на колесо, и, рыдая, стал тереться щекой о металлические спицы. Наконец меня позвала мать; она появилась в верхнем окне и спросила, все ли в порядке и почему я не иду в дом. Так что я утер слезы, вошел, заявил, что болен, поднялся наверх и лег в постель. Мать принесла мне на подносе чашку молока с гренками, но я так и не смог съесть ни один и проплакал всю ночь,