Когда Вася отбыл, я вернулся к просмотру на том месте, где он меня прервал. К микрофону подошла Ирина. Камеры наконец-то показали ее лицо крупным планом. Оно было измученным и осунувшимся. Даже ее глаза как-то потускнели. Она заметно волновалась, но говорила твердо и ясно.
Смысл ее краткого выступления сводился к тому, что в память о муже она берет руководство всем его бизнесом на себя.
Я аж выронил сигарету. Такого я не ожидал даже от нее. Хотя она с первого взгляда произвела на меня впечатление дамы весьма сумасбродной. Насколько я знал, в Нижне-Уральске не существовало мало-мальски серьезного бизнеса, который возглавляла женщина.
Хасановские дела были явно запущены, на фирме висели долги, у покойного существовали сложные отношения с бандитами, сути которых не знал никто, кроме него самого. Короче, встать у руля его предприятий осмелился бы далеко не каждый мужчина. Если, конечно, им не двигало намерение украсть сколько можно и поскорее убежать.
С ее стороны это был дерзкий шаг. Точнее, прыжок в пропасть. В полном недоумении я качал головой.
Сделав свое заявление, она почти сразу же покинула трибуну. В камере некоторое время еще была видна ее высокая тонкая фигура с прямой спиной и упрямо поднятой головой.
Я посмотрел дальше, но не нашел ничего интересного, если не считать интервью, которое дал Бомбилин нашим журналистам уже на улице. Свирепо сверкая глазами в камеру, он, в свойственной ему непререкаемой манере, сообщил, что бандиты начинают убивать друг друга, что одним кровососом стало меньше и что если срочно не выбрать мэром его, Бомбилина, то скоро трупами будут завалены все улицы.
Я вернулся к выступлению Иры и посмотрел его еще раз. Едва я успел выключить телевизор, как дверь кабинета опять открылась. На сей раз это был Плохиш. Он плюхнулся в кресло и через стол протянул мне руку.
— Как дела? — рассеянно спросил он.
Это было что-то новое. Плохиша не интересовали дела окружающих, если они не сулили ему выгоды. Как правило, он дожидался, когда такой вопрос задавали ему. И начинал пространные жалобы на отсутствие денег и должного внимания к нему со стороны женщин.
Выглядел Плохиш тоже весьма необычно. Прежде всего, несмотря на довольно теплую погоду, он был в черной кожаной куртке, которая вздувалась и топорщилась на его круглой фигуре. На его лбу блестели капельки пота, а редкие рыжие волосы намокли и прилипли к черепу. Цвет его лица был серым. Я понял, что-то произошло.
— Рассказывай, — сказал я коротко.
— О чем? — хорохорясь, спросил Плохиш, будто не понимая. — У меня все отлично!