— Все догадаются, что это сделал ты, — ответил я убежденно.
— Да пусть догадаются! — не сдавался Плохиш. — Я время выиграю. А там, глядишь, и Ильич объявится.
— Братва приедет со стволами, — принялся урезонивать я. — Ты представляешь, что может получиться, когда нагрянет милиция? И если это дойдет до Ильича, тебя уже никто не спасет.
Очевидно, этот план был последней надеждой Плохиша. В отчаянии он снова сорвался с места.
— И зачем я только с этим Ильичом связался! — воскликнул он.
— Если бы ты не связался с Ильичом, тебя бы закопали еще раньше, — возразил я.
— Легко тебе рассуждать! — огрызнулся Плохиш. — Не тебя же убьют!
Мною вдруг овладело странное безрассудство, как это часто бывает со мной при наступлении опасности.
— Хочешь, я поеду с тобой? — неожиданно для себя предложил я.
Плохиш уставился на меня, не понимая. Я поднялся и собрал бумаги на столе.
— Поехали, — по-деловому поторопил я. — А то опоздаем.
Я почувствовал близость настоящего азарта. У меня даже начала немного кружиться голова, как будто я выпил шампанского. Плохиш в ужасе следил за мной.
— Ты че, с ума сошел? — наконец разразился Плохиш. — Тебя же убьют. Ты-то вообще не бандит! Да кто там с тобой говорить будет?!
— Посмотрим. — Я ободряюще хлопнул его по плечу. В машине Плохиш сопел, ерзал и избегал смотреть в
мою сторону. Его явно мучил вопрос. И он его задал.
— Зачем ты это делаешь? — не утерпел он. — Ты же мне не друг.
— Не друг, — согласился я.
Я и сам не знал, почему я так поступаю. Иногда меня неотвратимо тянет рискнуть. К тому же, в отличие от большинства людей, я не испытываю страха смерти. Что, кстати, не является достоинством даже на войне, а в мирной жизни и вовсе мешает.
— Галстук хоть сними! — попросил Плохиш. Я развязал галстук и оставил его на сиденье.
— Хочешь, я отдам тебе свой бронежилет? — вдруг буркнул Плохиш.
Я подумал, что в эту минуту большего он сделать для меня не мог. Разве что предложить мне денег взаймы.
То, что я, возможно, погорячился, я понял, когда мы прибыли на место. Все подъезды к площадке за Дворцом культуры были забиты машинами. Автомобилей было не меньше сотни. О таких многолюдных «стрелках» я даже не слышал, не говоря уже о том, чтобы на них присутствовать.
Сама площадка, на которой Плохишу предстояло пострадать за правое дело, располагалась на возвышении. На нее можно было въехать, свернув с основной дороги, мимо центрального входа во дворец. Но мы, проехав закоулком, остановились внизу, перед каменной лестницей в несколько пролетов.
Отсюда площадка казалось черной от братвы. Здесь собралось человек двести бригадиров и их ближних. Слышался гвалт голосов, брань и резкий смех. В яркий апрельский день эта прыгавшая от нетерпения, каркающая толпа напоминала жадное голодное воронье. Мы прибыли минуты за три до начала. Но все уже кипело.