Он посмотрел ей в лицо.
— Нэнси, лучше сядь, нам надо поговорить.
— «Лучше сядь», «сначала поешь», — взъелась она на него. — Что еще прикажешь сделать? Говори, чтобы я смогла выполнить твои желания.
Эрик прошел в комнату и отодвинул от стола два стула.
— Пожалуйста, иди сюда и садись, — сказал он.
Когда она уселась, приняв напряженно-выжидательную позу, Эрик сел напротив и, положив ладони на стол, какое-то время изучал деревянные фрукты, которые так его раздражали.
— Для того, что я хочу тебе сказать, нет подходящего момента ни до еды, ни после, как бы ты ни огрызалась... А-а, черт. — Он сцепил пальцы, поднял глаза и, встретив ее взгляд, спокойно закончил: — Нэнси, я хочу развестись.
Она побледнела, широко открыв глаза, и злобно выкрикнула:
— Кто она?
— Я знал, что ты спросишь об этом.
— Кто? — взвизгнула Нэнси, ударяя кулаком по столу. — Только не вздумай сказать, что никого нет, потому что в течение этой недели я дважды звонила домой в одиннадцать вечера и не заставала тебя. Ты был у нее. Кто она?
— Это наше личное дело, оно касается меня и тебя, и больше никого.
— Можешь не говорить: я знаю! Это твоя школьная подружка, правда? — Нэнси с вызовом тряхнула головой. — Она?
Он вздохнул и машинально ущипнул себя за переносицу.
— Она, я знаю. Миллионерша-вдова. Ты ее уже оттрахал, Эрик?
Он медленно перевел взгляд на жену.
— Побойся Бога, Нэнси!..
— Трахаетесь! Ты трахал ее еще в школе, трахаешь и теперь! Я знала, что так будет, как только она объявилась у нас в городе. Ей потребовалось постоять не более пяти минут на ступеньках церкви, чтобы вздыбить твои штаны. И нечего говорить мне про наше личное дело, которое никого не касается! Где ты был в среду в одиннадцать ночи? — И она снова грохнула кулаком по столу. — Где?
Эрик сдержался.
— А прошлую ночь?
Он не хотел отвечать той же монетой, это бы только сильнее разожгло ее гнев.
— Сукин ты сын, — вскрикнула Нэнси и, перегнувшись через стол, отвесила ему пощечину. Злую и тяжелую. Настолько тяжелую, что он чуть было не упал со стула. — Черт бы тебя побрал!
Она обогнула стол и размахнулась для второго удара, но Эрик перехватил ее руку, и она лишь ногтями проехалась по его щеке.
— Прекрати, Нэнси!
— Ты трахаешь ее, трахаешь! Признавайся!
Он держал ее руки, но она вырывалась, билась об стол, отчего расплескался суп, а деревянные персики скатились на пол. Поцарапанная щека начала кровоточить.
— Прекрати, говорю тебе! Прекрати сейчас же. — Он все еще сидел и удерживал ее руки.
— Ты ночуешь у нее, я знаю! — плача кричала Нэнси. — И не только последнюю неделю, но и раньше. Я и раньше звонила и не заставала тебя!