– Но я не о деньгах думала, когда принимала решение!
– О чем тогда?
– О том, что нельзя меня запугивать! Нечего было угрожать мне разводом!
Филипп вздохнул:
– Детский сад какой-то! Но что бы тобой ни руководило, дело сделано. Выбора у меня нет.
Он встал и открыл шкаф.
– Что ты делаешь?
– У меня сейчас слишком напряженное время, чтобы я мог тратить силы на выяснение отношений с тобой. Поеду в гостиницу.
– Филипп!
– Буду очень признателен, если ты обойдешься без сцен.
Он быстро собрал сумку и уехал.
Дверь за ним захлопнулась глухо и безнадежно.
«Вот ты и брошенная жена», – сказала себе Юля, бессильно опустившись на кровать.
Прошло несколько дней. От Филиппа не было известий. Юля ходила словно автомат, пытаясь осознать, что Рыбаков навсегда исчез из ее жизни. А он был так нужен ей! Неужели она никогда больше не проснется рядом с ним от звонка будильника, а он не прижмет ее к себе: «Полежим еще минутку, птиченька»? Как она тосковала по его телу, даже по его дурацкой бородке, которая раньше раздражала ее… Любила или нет, не важно, Юля сама теперь не смогла бы ответить на этот вопрос, но одно знала точно – без Филиппа ей плохо.
Словно отрезали часть ее души, и теперь нужно учиться все делать заново: ходить, чувствовать, разговаривать.
Во время приема больных она иногда забывалась, начинала по привычке соображать, что сделать на обед, но тут же вспоминала – не нужно ничего, Филипп не придет.
Она не сердилась на него. Она сама виновата и заслужила мучения, которые переживает сейчас.
Подумаешь, изменил! Она же отплатила ему той же монетой. А если бы и нет, стоило ли карать его так жестоко за мимолетную интрижку? Наверняка Рыбаков уже и думать о ней забыл.
Измена – всего лишь секс, и пусть кто-то из супругов изменил, но все остальное они делают вместе! Они должны быть рядом в болезни и здравии, в бедности и богатстве…
А она отреклась от него.
Мужчина может изменить жене, но невозможно, чтобы он изменил себе, между тем именно этого Юля добивалась от мужа.
Она слишком серьезно относилась к браку, слишком любила себя и не понимала, что измена и предательство все-таки не одно и то же. Пришлось самой изменить и предать, чтобы в этом разобраться.
К сожалению, слишком поздно. Филипп называл ее птиченькой. Вот именно, птиченька-стервятник, готовая с радостным карканьем клевать его растерзанное тело…
Елизавета пришла на работу такая, что Юля с трудом узнала ее. Медсестра ничего не изменила ни в прическе, ни в одежде, но светилась таким счастьем, что у Юли заболели глаза.
Ясно, обреченно подумала она, Филипп переехал к ней. Только ночью страстной любви можно объяснить столь радикальную перемену в женщине.