Известный в свое время московский поэт Владимир Туркин, друживший с ветераном войны, даже написал об этом маленькую бытовую балладу. Случай взят из жизни. Герой выведен под своим именем. Стихи так и названы «Цветы». Приведу их здесь.
Что с вами, женщины, случается,
Когда средь скучной суеты
Вам неожиданно вручаются
Совсем обычные цветы?..
Я вспомнил давнюю историю,
Я вспомнил старый эпизод,
Я вспомнил случай,
От которого
Доныне стыд меня грызет.
И ничего б такого не было,
Когда б в понятье красоты
Не ввел меня Володя Зеболов,
Купивший женщинам цветы.
…Мы шли с ним где-то возле Пятницкой…
Не помышляя об ином,
Мы шли поздравить женщин с праздником,
С Международным женским днем.
И — весь авоськами навьюченный —
Неосторожно думал я:
А что для них — войной измученных —
Есть лучше снеди и питья.
Был март. И падала под ноги нам
Капель с карнизной высоты.
И вдруг от голоса Володиного
Я вздрогнул:
«Подожди. Цветы!»
И он, со снайперскою точностью
Перемахнув десяток луж,
Уже стоял перед цветочницей…
Перед молоденькой к тому ж.
Как тяжело рукам! Беспомощно
Оглядывался я вокруг…
Но дело в том… Но дело в том еще,
Что у Володи нету рук…
Но дело в том… но дело в том еще,
Что он лишь совестью влеком,
Под вой сирен пришел за помощью
Не в райсобес,
Пришел в райком:
«А что вы думаете, где бы я
Быть должен в этот трудный час?
Что ж, что солдат подобных не было!
Пусть я им буду. Первый раз…»
И в тыл врага пробит маршрут ему.
Лети, солдат, лети, лети…
Ах, эти стропы парашютные…
Ах, две беспомощных культи…
Засада. Бой. Тропинки дальние.
Разведка. Ночь. Костра дымок.
Он добывал такие данные,
Каких никто добыть не мог.
А как тепла и ласки хочется!..
Смерть — не права. Но жизнь — права.
…Вот он стоит перед цветочницей,
За спину сдвинув рукава.
И с неистраченною нежностью
Всю душу отдает словам:
— Мне пять букетиков подснежников.
Мне — пять.
Шестой — позвольте вам…
Что с вами, женщины, случается,
Когда средь скучной суеты
Вам неожиданно вручаются
Совсем обычные цветы?..
Злосчастное парашютное приземление с пленением и побоями в отряде партизанской самообороны было не единственным случаем, когда Борода спасал своего питомца, вырывал его из лап жестоких обстоятельств. Недаром Владимир Акимович считал Вершигору «вторым папашей».
В последнем прижизненном издании книги «Люди с чистой совестью» писатель сделал такое примечание: «Послевоенная судьба Зеболова тоже стоит того, чтобы о ней рассказать. Весной 1943 года он по приказу начальства был отозван в Москву. Оттуда его несколько раз «забрасывали» в тыл… Кончилась война, и единственный из ковпаковцев, не имевший даже партизанской медали, а не то, что ордена, был как раз он — Володя Зеболов. И парень запил. Не от неудовлетворенного честолюбия, а от обиды.