Неужто покинул, неужто предал злодей? Нет нигде.
А стена черная за спиной рябью покрывается, пузырями взрывается. И дрожит пуще прежнего.
Кузьмич по сторонам мечется, Волка выглядывает. Тоже ругается. Но по своему, по непонятному.
И что-то ноги у меня подогнулись, слабость на тело навалилась. Словно сутки землю вместе с КБ Железным ковырял, да за версту оттаскивал. Опустился я на траву низкорослую, рядом с невестой уродиной, и так на все наплевать стало, что даже хорошо со мной случилось.
Тут в стороне стенка черная вдоль земли разрывается, пологом поднимается, и вытекает оттуда по частям неразборным чудо страшное, чудо противное.
А потому противное, что не поддается никакой научной классификации. Во-первых, не видел я подобной гадости никогда, а во вторых, не всю ее и видел. Поначалу глаз вылез многогранный, потом губа выпрыгнула раскатанная, а всего остального я не успел рассмотреть, потому, как отвернулся и рванул со всех ног в сторону противоположную.
Как это невесту бросил? Никто невесту не бросал. Я так рассуждаю, раз этот КБ Железный за девкой такие силы посылает, значит, ценная особь. Напомню и про каменья самоцветные, что из глаз со слез превращаются.
Собрал кожицу щетинистую на черепе и потащил за собой.
Кузьмич рядом несется, крыльями старательно работает.
— Это она стерва на нас навела, — орет, — Всю дорогу ныла, зараза. Вот по следам нас и вычислили. Ты бы поднажал командир, а то догоняют.
Что, я сам не чувствую. Спину вон как припекает от дыханья горячего. У него, у чудища у этого, реактор, что ли, вместо брюха.
Кочка под ноги попала. А может, и сам споткнулся. Мордой об землю со всего бегу. А сзади этот наваливается.
Ну, думаю, не смог ты на этот раз, друг мой, по-хорошему смыться. Придется на кулаках силой мериться.
Вскакиваю, кричу Кузьмичу, что б прикрыл, кулаки на уровень груди, ноги в землю упираю.
Смотрю, и света белого не вижу. Одна туша необъятная, да неопределенная. Где морда, где туловище, где ноги, а где лапы или руки, не разобрать. А если морды не видать, то, как ему ее набить? Вопрос философский, но злободневный. Потому как наваливается массой и нехорошее сделать пытается.
Вихрем с ног сбивает, легкие тугой массой забивает, ничего не вижу, только чувствую, болтаюсь без верха, без низу. А рядом Голос Корабельный.
— Врешь! Не возьмешь!
И мотать продолжает. Оттого и сознание ненадолго потерял.
Колокольчик звенит. Переливается. По мозгам набатом отдается. Динь-динь. Дон-дон. И чего хочет сказать, не разберешь.
— Кузьмич, — говорю, — Шарманку свою выключи.