Она вынуждена была присесть и положить арбалет на пол, и, хотя она
по-прежнему продолжала отмахиваться факелом, большой черный пес с белым
пятном в полморды решил, что это его шанс. Он прыгнул с места, норовя
приземлиться ей на спину. Мечом я уже вряд ли изменил был направление
его полета (а такая туша способна сбить девочку с ног, даже получив
смертельную рану), но я успел достать его ударом сапога. Пес злобно
клацнул зубами в воздухе, не сумев зацепить мою ногу, и грянулся на бок.
— Не открывается!
— Задвижка! Пошарь ножом в щели!
Но Эвьет уже и сама догадалась. К счастью, задвижка оказалась
примитивной, и нож, чиркнувший по щели, легко отбросил ее. Эвелина
распахнула люк, на миг отгородившись им от очередной разъяренной твари,
и, не забыв подхватить арбалет, скользнула вниз. Я рубанул мечом еще
одного сунувшегося ко мне пса и со всей возможной поспешностью
последовал за ней, захлопнув люк над головой.
Наши факелы озарили подпол и лестницу, по которой мы спускались.
Мои опасения не оправдались — бабка вовсе не ждала нас с вилами
наготове. Напротив, она забилась в самый дальний угол и тщетно пыталась
спрятаться за какими-то кадушками. Эвелина спрыгнула на земляной пол и,
глядя на нее, принялась молча крутить ворот арбалета.
— Так-так, — зловеще произнес я, тоже спустившись на пол и с мечом
в руке направляясь к старухе. — Вот, значит, каково твое гостеприимство.
— Не убивайте, добрый господин, — пролепетала та, — пощадите, ради
господа нашего, не берите греха на душу…
Она все пыталась, сидя на земле, пятиться задом от меня и в
результате опрокинула одну из кадушек. Крышка вылетела, а следом
вывалилось и содержимое.
В кадушке, как и следовало ожидать, хранились соленья. Вот только
это были не овощи, не грибы и даже не говядина. Это была рука взрослого
мужчины. Не отрезанная. Отгрызенная.
— "Чем бог пошлет", — процитировал я. — Это тебе бог посылает?!
Глаза старухи сделались совсем круглыми и безумными, а бормотание -
тихим и невнятным. Приходилось напрягаться, чтобы различить в этой каше
какой-то смысл.
— … есть, оно ведь всем надо… кушать-то… а как падеж
начался… остатняя скотинка-то наша… знали, что нельзя, а все равно
ели… не траву же жевать… а потом болезня и приди… кто сразу помер,
кто пластом лежал-маялся… а собачек кормить надо… собачки, они
голодные… они сперва ослов поели, какие еще целы были… а потом и по
домам пошли… меня только не тронули… пощадили меня собачки-то…
чтобы, значит, я им служила, пропитание добывала… а они за то со мной
делятся… кушать-то всем… а я за вас век бога молить…