коня точно.
Братья, сидевшие спиной к северному берегу, этого не видели;
осоловев после сытного обеда — точнее, ужина, ибо день уже клонился к
вечеру — они клевали носом, и я решил, что момент для расставания самый
подходящий. Я молча подал знак Эвьет, и мы, ведя в поводу Верного,
спустились на косу. Здесь мы сели на коня, и спустя несколько минут
благополучно выбрались на другой берег. Как я и рассчитывал, плыть
Верному нигде не пришлось, и мы замочили лишь сапоги.
От моей самодельной карты, однако, здесь было мало проку. Река
унесла нас на много миль к западу от нашего маршрута — и от города
Комплен, который должен был стать следующей его точкой. Теперь, кстати,
нас отделял от него еще и приток, мимо которого мы проплыли днем, и,
хотя он был, разумеется, не столь широк, как Аронна, но через него тоже
нужно было как-то переправляться. Но для этого сначала надо было до него
добраться. Пока же перед нами простирался еще мокрый луг, а дальше
тянулась гряда невысоких холмов, некоторые из которых поросли лесом.
Нигде не было видно ни жилья, ни дорог.
Где-то поблизости, конечно, должно было быть селение, из которого
приходили козы, а возможно, что и не одно. Но мы не знали, где — и
паводок смыл следы, по которым это можно было бы вычислить — так что я
просто направил коня через луг на северо-восток, вслед за собственной
тенью.
— До чего мерзкие типы, — заметила Эвьет. — Фактически, они утопили
собственного отца!
— Дали ему утонуть, а это не одно и тоже, — уточнил я. — Хотя…
припоминая, как все это было… знаешь, я, пожалуй, не поручусь, что
Жеан не помог старику упасть. И тем не менее, это не самый мерзкий тип,
какого мне доводилось встречать. Он еще достаточно благороден, -
усмехнулся я.
— Жеан?! Благороден?!
— Ну да. Он ведь не столкнул туда же еще и брата. И даже, напротив,
удержал Жакоба от безрассудного прыжка в воду. А ведь, попытайся Жакоб
спасти старика — и, очень вероятно, утонул бы сам. И Жеану досталось бы
все наследство, а так — только половина.
— То есть, по-твоему, не убить родного брата из-за денег — это уже
достоинство?
— На фоне людей, поступающих иначе — очевидно, да.
— Жуть. Я, конечно, знаю, что такое бывает. Но мне трудно
представить, как это можно — убить собственного брата. Я, положим, не
испытывала особой любви к Филиппу. А уж тем паче к Женевьеве, о которой
я и сейчас скажу, что она — дура, у которой на уме были одни платья и
кавалеры. Хоть и считается, что о покойниках нельзя говорить плохо…
— Что, между прочим, весьма глупо, — заметил я. — У живого еще есть
шанс исправиться, но покойник лучше точно не станет. И даже обидеться он