правда, делать это на полном скаку не очень удобно — но затем расстояние
вновь стало увеличиваться. Их кони явно уступали нашему, несмотря даже
на то, что Верный нес двоих (впрочем, двенадцатилетняя девочка весит не
так уж много). И то сказать — рыцарский скакун против лошадей простых
солдат, хорошо еще, если не реквизированных на каком-нибудь крестьянском
подворье. Затяжная война опустошает ряды не только двуногих бойцов.
Породистые боевые кони тоже становятся редкостью.
Однако кавалеристы не бросили преследование, что было бы с их
стороны самым разумным. Но когда это люди, тем более — в охотничьем
азарте, руководствовались разумом? Тем более что дорога, по которой
теперь скакали и мы, и они, петляла. И это давало им пусть очень
небольшой, но шанс.
Когда из-за такой петли расстояние между нами по прямой впервые
стало уменьшаться вместо того, чтобы расти, один из преследователей
выстрелил. Я заметил это краем глаза, но стрела, очевидно, упала так
далеко, что я даже не услышал ее шороха в траве. Дорога в основном была
сухой, хотя попадались короткие, буквально в несколько ярдов, участки,
где она как-то резко превращалась в черную жирную грязь. Я опасался, как
бы Верный не оступился или не поскользнулся на всем скаку в таких
местах, но он с легкостью преодолевал грязевые барьеры.
Когда дорога вновь изогнулась дугой, расстояние между нами, даже
сократившееся на краткое время, все равно было уже слишком велико даже
для умелого лучника. И гнавшиеся за нами уже не пытались стрелять. Но,
пытаясь в последнем усилии достать ускользающую дичь, они сделали нечто
куда более глупое — попытались срезать, рванув напрямик через траву.
Вероятно, их часть была укомплектована не местными, и они плохо себе
представляли, на каких почвах растет такая трава…
Испуганное ржание слилось с громкой человеческой бранью. Я
оглянулся и увидел сквозь травяные заросли, как барахтаются в трясине
лошадь и свалившийся с нее всадник. Второй солдат, успевший вовремя
остановиться, теперь сдавал задом вспять, не рискуя даже разворачиваться
на опасном участке.
— Да помоги же мне, Олаф! Куда ты, твою мать! Я не могу вылезти,
Олаф, это не шутки! Олаф, чтоб тебя!!!…
Но Олаф, ощутивший, наконец, под копытами твердую землю,
развернулся и погнал коня обратно в село. Убедившись в твердости его
намерений, я позволил Верному снизить темп. В вечернем воздухе все еще
разносились крики и проклятия обреченного, но затем его последний
отчаянный вопль "Нееет! Я не хочууу!" оборвался, и вновь наступила
тишина.
— Жуткая смерть, — сказала Эвьет. — Может, нам все-таки стоило