Их дружины. Одинаковое с князьями общеземское значение имели и их дружины. Чем больше размножался княжеский род и чем сильнее разгоралась борьба со степью, тем больше увеличивался численно служилый дружинный класс. У нас нет достаточно сведений о количестве дружины у отдельных князей. Можно только заметить, что старшие и богатые младшие князья имели довольно многочисленные дворы. Святополк, великий князь киевский, хвалился, что у него до 700 одних отроков, т. е. младших придворных слуг. В Галиче, богатом княжестве XII–XIII вв., во время одной усобицы (1208 г.) перебито было 500 одних бояр; но много их еще разбежалось. Старшие и богатые младшие князья выводили в поле по две и по три тысячи человек дружины. О многочисленности этого класса можно судить еще и по тому, что каждый взрослый князь имел особую, хотя иногда и небольшую дружину, а во второй половине XII в. таких князей действовало несколько десятков, если не целая сотня. Дружина по-прежнему имела смешанный племенной состав. В X–XI вв., как мы знаем, в ней преобладали еще пришлые варяги. В XII в. в ее состав входят и другие сторонние элементы: рядом с туземцами и обрусевшими потомками варягов видим в ней людей из инородцев восточных и западных, которые окружали Русь, торков, берендеев, половцев, хозар, даже евреев, угров, ляхов, литву и чудь. Очередной порядок княжеского владения, заставляя князей постоянно передвигаться с места на место, делал столь же подвижною и княжескую дружину. Когда князь по очереди переходил с худшего стола на лучший, его боярам и слугам выгодно было следовать за ним, покидая прежнюю волость. Когда князь вопреки очереди покидал лучший стол для худшего вследствие усобицы, дружине его выгоднее было покинуть князя и остаться в прежней волости.
Единство княжеского рода позволяло дружиннику переходить от князя к князю, а единство земли — из области в область, ни в том, ни в другом случае не делаясь изменником. Так очередной порядок княжеского владения приучал дружину менять волости, как их меняли князья, менять и князей, как они меняли волости. Притом благодаря этой подвижности старшие дружинники, княжи мужи, бояре, занимавшие высшие правительственные должности, не могли занимать их долгое время в одних и тех же волостях и чрез это приобретать прочное местное политическое значение в известной области, тем не менее могли превращать свои должности в наследственные, как это было на феодальном Западе и в соседней Польше. Сосчитали всех упоминаемых в летописи дружинников со смерти Ярослава до 1228 г. и насчитали до 150 имен. Из всего этого количества нашли не более шести случаев, когда дружинник по смерти князя-отца, которому он служил, оставался на службе у его сына, и не более шести же случаев, когда дружинник при княжеской смене оставался в прежней волости; только в двух случаях на важной должности тысяцкого, военного начальника главного областного города, являлись преемственно члены одного и того же боярского рода. Главным образом благодаря этой подвижности, у бояр туго развивалась и самая крепкая привязь к месту — землевладение. В XI и XII вв. находим указания на земли бояр и младших дружинников. Но легко заметить, что боярское землевладение развивалось слабо, не составляло главного экономического интереса для служилых людей. Дружинники предпочитали другие источники дохода, продолжали принимать деятельное участие в торговых оборотах и получали от своих князей денежное жалованье. Мы даже знаем наиболее обычный размер этого жалованья. Летописец XIII в., вспоминая, как живали в старину, замечает, что прежде бояре не говорили князю: «Мало мне, князь, 200 гривен». Эти 200 гривен кун (не менее 50 фунтов серебра), очевидно, были в XII в. наиболее обычным окладом боярского жалованья.