Мирослав не стал даже отвечать, просто отмахнулся от этого предположения.
— Сейчас буча выйдет, — пробормотал он, глядя на быстро приближающегося капитана, подпрыгивающего от возбуждения. — Перетолмачь, что говорить будет.
— Вы должны немедленно покинуть мой корабль, — негромко перевел Ромка бессвязные крики капитана. — Остальное — ругательства. Грязные.
— Следовало ожи… — начал Мирослав, но докончить не успел.
Борт корабля сотряс тяжелый удар. Доски настила выгнулись под ногами людей кошачьими спинами, задрожали и взметнулись в небо грудой щепок. Крышка люка, ведущего в трюм, соскочила с креплений и полетела, сметая ребром все, что было на палубе.
Мирослав развернулся спиной к надвигающейся стене, покрепче прижав Ромкино лицо к своей груди. Крышка, твердая и теплая, как бок печки, подхватила его под ягодицы, подняла над леером. Ромкины ноги стукнулись о брус, венчающий борт. Тело дернулось, но Мирослав не выпустил его голову. Как летучий ковер из сарацинских сказок, крышка понесла их над темной водой. Из отверстия в палубе вырвался огненный смерч, прыгнул следом, лизнул темные доски и отступил. Еще до того, как русичи погрузились с головой в темную воду, корабль превратился в столб пламени, перечеркнутый черными строчками полыхающих снастей.
Двое мужчин, развалившихся на большом покатом камне, вздрогнули, когда их ушей достиг грохот взрыва, но не оторвали глаз от величественного и страшного зрелища.
— Огонь и вода, — задумчиво протянул один, худой и бледный, завернувшийся в глухой черный плащ. — Единство и борьба. Два полюса смерти, противоположные воздуху и земле — полюсам жизни.
— Чего? — переспросил второй. — Опять ты мудрено…
— Балда, — беззлобно отозвался первый. — Неуч.
— Как не по-нашему кукарекать, так балда, — немного даже обиделся второй. — А как заряды закладывать, так умный. Вот посуди, Тимоха, если бы я не придумал вторую бочку под скулу подвесить, то что бы мы сейчас делали? Лежали бы на песочке да крабьи клешни сосали, — ответил он сам себе. — Вишь, малец-то шустрый какой вымахал. Нашел один заряд и снять не побоялся.
— Просто он не знал, что это, вот и не испугался. А сколько христианских душ на тот свет отправили?! — процедил сквозь зубы тот, кого назвали Тимоха. — Три десятка, не меньше.
— Да ладно, какие они христиане, нехристи совсем, — взвился второй. — Идолищам молятся, как язычники.
— Не идолищам, а статуям, — наставительно поднял вверх палец худой. — Да книжки читают на латыни а не на церковнославянском. А в остальном такие же, как ты. Молятся Отцу, Сыну и Духу Святому. Детей крестят. Только вот статуи эти… Ты в приличном обществе не брякни, что католики — нехристи. Христиане они. А то, что веры православной, от византийских императоров пришедшей, не до конца разделяют, так заблуждение то. А заблуждение не грех. — Он снова наставительно поднял вверх большой палец. — Понял?