Генри стало жалко птичку.
— Тауранги, — тихо сказал он. — Можно я выпущу киви?
Улыбка застыла на лице Тауранги, широкие брови поползли вверх. Парирау даже рот приоткрыла — настолько необъяснимыми казались слова молодого пакеха.
— Киви… вкусное мясо… — пробормотал потрясенный Тауранги.
— Друг, я хочу выпустить эту птицу, — упрямо повторил Генри. — Ты подарил мне киви? Или я ошибся?
— Это твоя киви, Хенаре, — пробормотал Тауранги, отводя глаза.
Генри разжал пальцы. Почувствовав свободу, птица рванулась и, кувырнувшись, упала на траву. По-старушечьи сгорбившись, вытянув шею и далеко выбрасывая свои шероховатые голенастые ноги, она кинулась к гнезду.
Парирау расхохоталась. Тауранги и Генри, сердитые, насупленные, показались ей настолько уморительными, что девушка, как ни старалась, не в силах была совладать с собой: она крутила головой, шлепала себя по бедрам, затыкала ладонями рот — и продолжала давиться смехом.
Успокоившись, она вытерла прядью слезы и жалобно сказала:
— Не надо сердиться. Парирау совсем не хотела смеяться. Это смеялся нехороший дух, он забрался Парирау в рот, но теперь уже все, ушел.
Когда они двинулись дальше, девушка, чувствуя себя виноватой, отстала и плелась сзади, пока Тауранги, остановившись, не позвал ее.
— Парирау, — вполголоса сказал он. — Осмотри эти кусты. Я вижу след.
Генри взглянул, куда указывал палец Тауранги, и ему показалось, что в гуще низкорослого кустарника с листьями, как у акации, прячется что-то живое. Он не ошибся. Парирау не успела сделать и десяти шагов, как верхушки кустов зашевелились, послышалось озабоченное похрюкиванье и на лужайку, прямо перед девушкой, выскочила… самая обыкновенная домашняя свинья с выводком длинноногих поросят.
Тауранги молниеносно вскинул ружье и тотчас опустил его: стрелять было опасно. Парирау поняла это и метнулась в сторону, но было уже поздно: поросячье семейство с истошным визгом ринулось назад. Некоторое время в глубине кустарника был слышен топот и треск, потом стало тихо.
— Много-много мяса, — с сожалением произнес Тауранги. И, подумав, добавил: — Нести на спине было бы тяжело.
Он закинул ремень ружья за плечо и вздохнул.
Деревья, до сих пор лишь изредка встречавшиеся на их пути, на пологом склоне холма попадались все чаще. Не прошло и четверти часа, как они, сами того не заметив, очутились в девственном лесу. С каждым шагом заросли смыкались плотнее, а тропинка делалась уже. Идти по ней можно было лишь гуськом: впереди Тауранги, за ним Генри и последней, все время отставая и порой пропадая из глаз, Парирау.