— Жасмин — а почему Жасмин? Разве он из наших?
— Он так из подлости назвался, — пояснил Клен, — чтобы никто в толк не взял, можно его убить или нет. Но с нашими не соприкасался — только по людям работал. И вот…
— Доказательств нет, — одернул его Вереск, — одни подозрения. Подозрения — и Угольщик.
Очень приятно, когда о тебе говорят в третьем лице и по имени, словно ты уже умер или стоишь в строю солдат.
— Можно, я спрошу? — подал я голос, будто пай-мальчик.
.— Изволь. — Вереск кивнул.
— Сколько наших там жило?
Они переглянулись, потом уставились на меня.
— Семьдесят два человека, — медленно и как-то осторожно ответил Клен.
— Вы как-нибудь связаны с этим домом?
— Лично мы — нет, — ответил Вереск, принимая на себя роль лица под допросом. — Мы живем довольно далеко от тех мест, работы у нас хватает. Оттуда не было никаких тревожных сигналов.
— Кроме, — покосился на коллегу Клен, — жалоб на обычные притеснения. Всегда найдется кто-нибудь, чтобы сказать: «Под корень!» — или: «Пошел ты на пилораму!» Пяток непримиримых с вечными петициями о вырубке и расчистке. Намеки с ухмылкой о каких-то там планах застройки…
— Я не об этом. Ты говорил про два месяца между Пьяницей и пожаром. Неужели за эти два месяца не было ни вести о пропаже… о моей пропаже, ни новостей о появлении неизвестного молодого колдуна?
— Уже проверено. — Вереск, не прекращавший ваять из фольги, выдавил на маске впадины для глаз. — Ни одна община не заявляла об исчезновении человека с твоими данными.
— А если дело с Пьяницей было моим первым?
— Похоже на то — мастер свалил бы его, оставшись незамеченным.
— Если так, тогда и в пропавших должен упоминаться просто парень.
— А? — Клен локтем толкнул Вереска.
— Что это меняет в розыске? Остается тот же список из десяти-пятнадцати имен. Рассылать твой нынешний портрет — пустая затея. Вспоминай — или останешься Угольщиком.
— Тогда второе, — не сдавался я, — известия из общины о пришедшем колдуне.
— Мы изучили данные за семь-восемь месяцев до катастрофы. — Вереск сказал, как отпечатал литерами по листу. — Никаких зацепок, тем более колдунов. Вполне объяснимо: люди боятся. Стоит похвастать, что у них есть или воспитывается колдун-защитник, тотчас начнутся санкции. Тихая, размеренная жизнь будет уничтожена навсегда. Вот и держат язык за зубами.
— Я бы вернулся к приказу «Молчи», — напомнил Клен, терпеливо ждавший, пока я изучу все тупики ситуации. — Соображай, Угольщик. Выжми из себя, что можешь…
Упершись локтями в стол, я прижал пальцы к вискам. Зрительный образ, во сне объемный и четкий, наяву казался ускользающей тенью, зато пережитые чувства стали яркими и сильными; было в них нечто, что трудно выражается в словах. И смысл, смысл — в чем был смысл слова из сгоревших губ?..