О нет, не тревожьтесь, сержант. Вы же видите — идет какой-то паренек; походка у него прямая — он не пьян и не нанюхался; он не спешит, не озирается и не торопится быстрее миновать вашу зону обзора. Более того, он сам готов подойти к вам с вопросом:
— Добрый вечер! Скажите, как пройти на Инженерную, семь?
Стекло в дверце машины опустилось. Полицейский выглянул, внимательно посмотрел на меня из-под черного лакового козырька фуражки — твердое, скуластое, гладко выбритое лицо, нос с горбинкой; рука в никелированном браслете указала направление:
— Отсюда два квартала и налево, сразу будет этот дом. Парень, а у тебя есть документы?
Начинается… Впрочем, никакой нормальный дом Жасмин и не мог рекомендовать. У колдунов — тем более таких — не бывает добрых приятелей. У них лишь вольные и подневольные пособники.
— Да, пожалуйста.
Сержант сунул мою карточку в прорезь определителя под приборной доской. Пока машина жевала информацию и сверялась с памятью удаленной компьютерной базы, я осторожно прощупал сидящих в машине — пара амулетов легального изготовления, пара нелегальных, сами — чистые на колдовство. А проверить меня вот так же быстро они не сумеют.
Документики Вереск мне достал что надо — на них сломаются и столичные криминалисты.
— Извини за беспокойство, — вернул карточку сержант. — Все в порядке. А… тебе действительно надо идти по этому адресу ночью? Может, лучше утром?
— Нет, мне назначена встреча.
Кажется, я вырос в глазах сержанта.
— О-о, тогда другое дело. Удачи!
Инженерная, семь. Особнячок стандартной постройки, похуже, чем у Жасмина. Ни собаки, ни зеленой ограды. Чахлые цветы на клумбе, как на надгробном холмике. Ну, еще бы — ведь на табличке выгравировано: «Альберт Гейер, государственный эксперт».
Тут и собаки никакой не надо. А вот домофон — обязателен; такой человек не станет выходить из дома по звонку от ворот.
— Кто вы? — неприязненно спросила коробочка у входа. — Назовитесь.
«Мы — свои люди, — подмигнул я домофону, — мы зовемся не по именам! В нашем кругу это не принято…»
— Меня зовут Угольщик, добрый вечер. Я от Жасмина, господин Гейер.
Коробочка щелкнула и умолкла — будто человек на том конце провода поспешил прервать связь, пока не вырвалось нечто вроде: «О, ч-черт!..»
Меня не ждали. Я — сюрприз от Жасмина.
Улыбка некроманта была слишком сладкой, чтобы в нее верить. Рад он мне, как же… Конечно, я могу у него переночевать, о чем речь! Кофе? Сейчас будет кофе! Присаживайся, Угольщик, будь как дома…
Он боялся меня — меня, безымянного с самозваным прозвищем, тощего и смуглого юнца в дешевой куртке, брюках с сезонной распродажи и туфлях «желтого» пошива. Губы его резиново улыбались, как у маски в кукольном телесериале, а маленькие глаза буравили меня, пытаясь просверлить насквозь. Худой и сутулый, в нарочито престижном домашнем халате — типичный колдунишка-неудачник, с первых детских штучек выданный столь же боязливыми родителями властям, обученный в закрытом интернате, выбравший самую несложную, но внешне таинственную некромантию. Вереск называл казенных некромантов — «падальщики».