Там тоже не знали передышки. Мясо гусей быстро портилось, и потому женщины и девушки день и ночь были заняты разделкой гусиных тушек.
Как ни болели пальцы у женщин, никто не поддавался усталости. Сначала выдергивали твердые перья, потом выщипывали нежный подпушек. Сделав продольный надрез, с гуся сдирали кожу, покрытую слоем жира, и потрошили тушку. Внутренности, шея, голова и лапки поедались в тот же день, все остальное заготовлялось впрок. Самую мясистую часть гусиной тушки — грудку — вырезали и, нанизав на веревку из сухожилий, коптили в дыму. Кожу с жиром резали на кусочки и, вытопив жир, сливали в мешок из промытого оленьего желудка.
Когда зимой копченые грудки и твердые тушки вкусно запахнут в горшке с кипящей водой, люди стойбища с благодарностью вспомнят шумное время прилета птичьих стай. Чем больше заготовлено весной, тем сытнее зима.
Каждый раз, когда колдуну надо было пополнить свои запасы, он приходил в стойбище к старухам, которых называли "хозяйками еды".
Однажды, идя по тропе с пустыми плетенками, Льок встретил молодого охотника Ау, из-за которого так рассердился на него Кремень. Ау остановил его.
— Вчера мой брат Зиу, — сказал он, — подслушал, что Лисья Лапа хочет навести на тебя порчу. Она околдовала кусок гусятины и велела моей матери дать тебе, когда ты придешь за едой. Что думаешь делать?
— Мои духи защитят меня, — ответил Льок, но голос его дрогнул.
Не было у него веры в защиту тех, кого он ни разу не видел ни наяву, ни во сне!
Было две "хозяйки еды", которые выдавали пищу жителям стойбища. Льок мог бы не пойти к матери Ау, чтобы избежать опасности. Но он нарочно пошел к этой старухе. "Она не знает, что мне известно про хитрость Главной колдуньи, — думал он, направляясь к землянке, где провел свое детство Ау, — скорее всего она хранит этот кусок отдельно от других".
Ничего не говоря, старуха прошла с ним по узенькому переходу в соседнюю землянку, где хранился запас пищи. Льок внимательно следил, как "хозяйка еды" снимала с деревянных спиц куски и клала их в корзину.
"Не здесь, не здесь, — наблюдая за ее руками, мысленно твердил он. Этот кусок она хранит не здесь, она положит его напоследок".
Льок угадал. Почти наполнив плетенку, старуха сняла одиноко висевшую в стороне грудку гуся.
— Это такой жирный кусок, — проговорила она, — что ты можешь даже не варить его. Льок выхватил у нее из рук плетенку и спрятал ее за спину.
— Отнеси этот кусок Лисьей Лапе! — крикнул он. — Мои духи запрещают его есть.
— О, Льок, — прошептала оторопелая старуха, — ты действительно великий колдун!