Грицук невольно зажмурился, застонал – он понял, что сейчас будут делать эти люди, в глотке у него сбились в теплый соленый ком слезы, он сглотнул их. Рукою пощупал пояс – есть ли там пистолет? Ни кобуры, ни пистолета на поясе не было. В кармане куртки тоже не было.
Из горла прапорщика вырвался шипящий слезный звук, он зашевелил губами, пытаясь что-то произнести, но голос пропал, язык, губы не слушались Грицука, шипение повторилось. Наконец прапорщик справился с собой, попросил униженно:
– Дайте мне пистолет, я застрелюсь!
Душман в серой барашковой папахе захохотал, потом оборвал смех, враз становясь хмурым, покачал головой:
– Ты что, смеешься над нами?
– Не мучайте меня, – попросил Грицук.
– Ты слишком легко хочешь уйти из жизни. Не получится. Аллах нам не простит, если твоя смерть будет легкой, – душман сжал губы, повернулся к растерянному черноглазому Масуду, нервно перебирающему что-то на поясе, повел подбородком на прапорщика: – Ну, чего же ты?
У Масуда по лицу пробежала судорога, он гулко сглотнул слюну – никогда еще не пытал людей, ему было боязно, но тем не менее, боясь опозориться, он боком подступил к прапорщику. В глазах у Масуда неожиданно вспухли слезы, подбородок, которого еще не касалась бритва, обиженно задрожал, словно бы душман этот хотел спросить, почему начинать казнь выпало ему, а не кому-то еще, в это время Масуда отодвинула в сторону маленькая цепкая рука, и вперед выдвинулся одетый в лохмотья мальчишка. Обут он был в «вареные» резиновые боты, ладно сидевшие у него на ногах, через плечо был перекинут тяжелый автомат – взял «калашников» у убитого душмана, – прокричал громко и радостно, будто весенний скворец, удачно устроивший свое гнездо:
– Дай я! Можно я?
Это был Абдулла, кишлачный «бачонок», пацанок с землистыми растрескавшимися ногами, которого еще совсем недавно пытался обиходить, подбодрить Панков, – голодный, злой, холодный, забитый, – Абдулла улыбнулся мстительно и глянув на поверженного прапорщика, азартно поцокал языком.
Душман в барашковой папахе с интересом посмотрел на него и согласно наклонил голову:
– Давай! Разрешаю.
Абдулла проворно метнулся к прапорщику, выдернул из-за пазухи ржавую четырехзубую кошку с привязанной к ней бечевкой – кошка была заранее приготовлена у этого сметливого мальчишки, – и ловко кинул кошку, целя ею Грицуку в разъем ног. От удара Грицук вскрикнул.
– Не ори, – деловито сказал ему Абдулла, – рано! Орать позже будешь. Все еще впереди.
– Орать он не будет, – сказал Абдулле душман в барашковой папахе, – есть средство, чтобы он не орал.