Паслен не думал, что сможет объяснить это Рису, он не был уверен, что сможет объяснить это самому себе, и решил поговорить о своих впечатлениях с Аттой. Он обнаружил, что рассказывать сложные вещи собаке гораздо легче, чем человеку, — в основном потому, что животные никогда не задают вопросов.
Но, обернувшись, чтобы обсудить Мину с Аттой, кендер увидел, что собака улеглась на бок и крепко спит.
Паслен уселся у стены рядом с Рисом. Кендер сидел так, размышляя о чудесах, которые ему довелось увидеть, и слушая негромкое дыхание Риса, и негромкое дыхание девочки, и негромкое дыхание Атты, и едва слышный шелест ветра, вздыхавшего над дюнами, и плеск волн, набегавших на берег, и откатывавшихся прочь, они снова набегали на песок и снова отступали в море…
Внезапно Паслен проснулся, разбуженный лаем Атты.
Собака вскочила и пристально смотрела на вход в грот. Она вся напряглась, шерсть на загривке встала дыбом. До Паслена донеслись какой-то хруст и звук тяжелых шагов: к пещере кто-то приближался.
Шаги раздавались все ближе.
Атта снова залаяла — резко, предупреждающе. Мина пошевелилась, натянула на голову ткань и снова уснула. Шаги стихли. На землю у входа в грот упала тень, и чья-то фигура заслонила свет.
— Монах! Я знаю, что ты здесь.
Голос звучал приглушенно, но Паслен без труда узнал его.
— Крелл! — взвизгнул он. — Рис, это Крелл! Паслен не знал страха, как все кендеры; однако, в отличие от большинства его сородичей, природа в достаточной Мере наделила его здравым смыслом; сам Паслен считал, что это качество появилось у него после продолжительного общения с мертвыми. Итак, вместо того чтобы поспешить наружу и приветствовать Рыцаря Смерти, как поступили бы в данной ситуации большинство кендеров, Паслен отполз в глубину пещеры и снова позвал Риса.
— Я не сплю, — спокойно произнес Рис.
Он уже стоял на ногах, держа в руке эммиду.
— Атта, молчи. Ко мне.
Собака подбежала к хозяину. Она больше не лаяла, но глухо рычала.
Крелл ввалился в грот. На нем теперь не было зловещих доспехов Рыцаря Смерти. Он сам напоминал смерть. Лицо скрывал шлем, сделанный из бараньего черепа. Над головой вились рога, в глазницах поблескивали маленькие глазки. Нагрудник тоже был костяным и походил на верхнюю часть черепа какого-то гигантского чудовища. Руки и ноги Крелла были заключены в костяные латы, словно рыцарь оделся в собственный скелет. Из его ладоней, локтей и плеч торчали костяные шипы, в руке он держал меч с костяной рукоятью.
Крелл был ужасен на вид, но глаза, сверкавшие из-под шлема-черепа, уже не пылали жутким огнем, как у живого мертвеца. Они были тусклыми и бесцветными. От него больше не несло смертью. От него просто несло — он обливался потом под тяжестью своих доспехов. Рыцарь тяжело дышал, потому что все эти кости весили, немало, а ему пришлось преодолеть путь от замка до пещеры пешком.