— Я хочу, чтобы ты достала одну вещь и принесла мне ее сюда. Ты ведь знаешь, как это сделать, да? Знаешь, где ее спрятать? В заднем отверстии, а не в переднем. Поняла?
— Ну да.
Данетта кивнула с таким видом, словно ей приходилось проделывать это ежедневно.
Она обвела взглядом остальных женщин. Все до одной поддерживали приказ Хатейк.
— Я тебе заплачу, заплачу за то, что ты вернешься.
— Ты достанешь мне калики? — жадно спросила девушка.
Хатейк нахмурилась. Всем было известно, что она ненавидит наркотики, а также тех, кто их продает и употребляет.
— Девочка, ты что, спятила?
Рябое лицо застыло.
— Ты достанешь мне калики?
— Я дам тебе деньги, — с отвращением бросила огромная негритянка. — А ты уж сможешь купить на них все что угодно, девочка. Если хочешь, долбай свою жизнь. Это твое дело.
— Так что мне надо будет принести обратно? — спросила Данетта.
— Шш! — зашептала Хатейк Имахам.
Мимо решетки прошел скучающий охранник.
— Ну и комната для свиданий, черт побери.
— О, Джон, я влипла? — спросила Этти.
— Не совсем, — успокоил ее Пеллэм. — Но, похоже, ты ходишь по самому краю болота.
— Я так рада тебя видеть.
Они сидели друг напротив друга в комнате, залитой ярким светом люминесцентных ламп. По стене неторопливо протрусил таракан, мимо засохших останков своих раздавленных сородичей. Не обращая внимания на табличку со строгим предупреждением «ФИЗИЧЕСКИЕ КОНТАКТЫ ЗАПРЕЩАЮТСЯ», Джон Пеллэм взял забинтованную руку Этти Вашингтон. Дородная женщина средних лет в форме, дежурившая в комнате свиданий, холодно взглянула на это нарушение правил, но ничего не сказала.
— Луис Бейли уверен, что сможет добиться для вас освобождения под залог, — сказал Пеллэм.
Этти выглядела плохо. Несмотря на все, что с ней случилось, она казалась слишком спокойной. Пеллэм знал, что Этти очень легко заводится. Ему не раз доводилось быть свидетелем этого — особенно когда она рассказывала о своем муже Билли Дойле, о том, как он ее бросил. И о том, как ее выгнали с последнего места работы. После многих лет работы уборщицей в Доме моды Этти выставили за дверь, не заплатив ни цента выходного пособия. И сейчас Пеллэм ожидал, что она выплеснет свой гнев на тех, кто устроил поджог, на полицию, на тюремщиков. Однако он увидел лишь покорное смирение. Его это встревожило гораздо больше, чем приступ ярости.
Этти стыдливо прикрыла ладонью грязное пятно на своем застиранном, изношенном тюремном платье.
— Охранники твердят в один голос, что как только я признаюсь в том, что устроила поджог, и назову того, кого для этого наняла, для меня все станет значительно легче.