Пеллэм, решив, что совесть не будет его терзать, сказал:
— Лефти, введи меня к Маккенне, и я попрошу своего юриста связаться с тобой. — Он выдержал небольшую паузу, которую сценаристы называют «тиком». — Возможно, мне придется сжечь за собой мосты, но я готов пойти на это. Ради тебя.
— Джонни, я тебя обожаю. Честное слово. Я говорю искренне. Да, кстати о Маккенне, ты знаешь, что это та еще скотина?
— Лефти, мне просто нужно с ним повидаться. Я не собираюсь с ним спать.
— Можешь говорить своему юристу, чтобы он звонил мне.
С этими словами Лефтковиц положил трубку.
— Кто это был? — спросил Бейли. — Голливудский киношник?
— До мозга костей.
— Вы действительно хотите, чтобы я ему позвонил?
— Луис, такую гадость я вам ни за что не сделаю. Но у меня есть к вам один юридический вопрос.
Бейли снова опрокинул бутылку в свой стаканчик.
— Какое в штате Нью-Йорк наказание за ношение незарегистрированного пистолета?
Наверное, нашлись бы такие вопросы, услышав которые, адвокат задумался бы; возможно, некоторые его даже удивили бы. Однако этот не попадал в данные категории. Бейли ответил на него так, словно Пеллэм спросил у него о погоде.
— Ничего хорошего. Конечно, судья может проявить некоторое снисхождение. Но только не в том случае, когда перед ним уголовный преступник. В этом случае год тюрьмы. Отбывание в «Райкерс-айленде». В одной камере со здоровенными приятелями, хотите вы того или нет. Надеюсь, вы не себя имели в виду?
— Я спросил просто так, из чистого любопытства.
Адвокат прищурился.
— Вы ничего не хотите рассказать мне про себя?
— Не хочу. Нет ничего такого, о чем вам следовало бы знать.
Бейли кивнул в сторону окна.
— А зачем вам может понадобиться оружие? Выгляните на улицу, молодой человек. Вы что, видите прерию? Ковбоев? Индейцев? Это не улицы Ларедо.[13]
— Луис, я в этом не совсем уверен.
Откуда-то из здания до Пеллэма снова донеслась та же самая песня, настойчивая и громкая. Судя по всему, в хит-парадах рэпа она занимала первую строчку.
«…теперь не будь слепым…
открой глаза, и что ты увидишь?»
У Пеллэма под ногами громоздилась высокая стопка видеокассет, результат многомесячного труда. Отснятый материал еще не был отредактирован и даже упорядочен, если не считать наклеек с надписями даты и сюжета, выведенными неряшливым почерком. Выбрав одну кассету, Пеллэм вставил ее в дешевый видеомагнитофон, опасно примостившийся на еще более дешевом телевизоре.
Сквозь стену доносилось размеренное буханье песни:
«Это мир белых людей.
Это мир белых людей…»
Экран дешевой «Моторолы» моргнул, неохотно оживая, и появилась следующая картинка: