– Не угадал… – сказал он сам себе и метнулся к пушке.
Теперь настал его черед, хотя у Кларка в резерве еще оставался один выстрел. Но тот медлил. Уж не ликовал ли он, по поводу удачного попадания, думая, что на этом дуэль будет закончена. Если он думал так, или примерно так, то он заблуждался. Рик был жив.
Джеймс тщательно прицелился и поднес фитиль…
«Фортуна» едва заметно вздрогнула, изрыгая из ствола чугунный гостинец. Джеймс отбежал к следующей пушке и тут раздался взрыв. Рик решил добавить и второе ядро ушло к цели. Взрыв!
Пороховой дым рассеялся, и наступила тишина. Джеймс замер, в любую секунду ожидая, что пушки «Королевы Марии» вновь оживут. Но противник молчал. Рик прислушался, а затем выхватил подзорную трубу. На палубе его «визави» движения не наблюдалось. Капитан «Фортуны» тщательно ощупал линзами каждый сантиметр «Королевы Марии», но так и не нашел признаков жизни. Хлопком сложив трубу, Рик неспеша подошел к третьему стволу, прилежно прицелился и выстрелил…
* * *
Оба взрыва слились для Ричмонда в один. Горячая струя обожгла тело, с ног до головы, когда ядро разорвалось всего в пяти ярдах от него. Капитан Кларк упал на спину, и тут же раздался еще разрыв… Мир перестал существовать. Не было слышно ни волн, ни крика чаек. Пустота. Долгая и пугающая.
Ричмонд ждал чуда. От кого угодно. От Бога, от дьявола, от Посейдона… Но ответом ему была лишь тишина.
Слух вернулся к нему, лишь на миг, и только затем, чтобы вновь услышать вой ядра и взрыв! Это чудовищно, но! Кларк видел, как чугунный шар раскололся на части и большой осколок устремился к нему…
Кусок металла снес ему голову.
Интерлюдия к эпилогу
Карибское море, остров Тортуга, город Кайона, французская колония, январь 1687 года
…Этого человека он видел второй раз в жизни. Первый – мельком, в Ватикане, сразу после торжественного рукоположения отца Джулио Орсини, Тогда он был в полном облачении, и выглядел не в пример внушительнее и солиднее, чем это чудо в комзоле шитом на человека вдвое толще и на голову выше, простых, потрепанных снизу штанах и башмаках прямо на босу ногу, которые видели и лучшие времена. Судя по фасону, это были времена Великой Римской империи. Или даже Римской республики. Впрочем, весь этот маскарад ничуть не умалял значения встречи. И если сам епископ, отец Витторио счел нужным появиться в кабачке Мамаши Мадлон в обличии лаццарони, значит, причины для этого были.
А взгляд у него не изменился: карие глаза из-под отросших, спутанных волос, скрывших тонзуру, смотрели пытливо, словно хотели проникнуть под крышку черепа стоящего перед епископом человека, и разобраться, что за мысли у того в голове, правильные ли это мысли, полезные ли делу. Этого взгляда многие не любили и боялись. Впрочем, с тем, кто стоял напротив, взгляд не работал, и это знали оба. С ним бы не сработала ни дыба, ни испанский сапог, ни угроза аутодафе. Стоящий напротив спокойный, аккуратно одетый, похожий на лекаря мужчина был непроницаем для отца Витторио.