– Хвалиться нечем, – признался Лобода.
– Я не знаток, но смотрите, как на других фронтах проявили себя немцы-антифашисты! Сотни перебежчиков, коллективная сдача в плен…
– У нас немец еще не пуганый.
– Шабуров, по-моему, обижен, – сказал генерал, отмахнувшись. – Это он просится в артиллерию?
– Так точно.
– Взять его у вас?
– Воля ваша, товарищ генерал, – рассердился Лобода и перешел в контратаку. – Мы же антифрицы всего-навсего. Нам и бензин в последнюю очередь. И специалиста у нас отнять ничего не стоит. Да что Шабуров! Шофера в автороту сманить тоже можно. Антифрицы! А вот простой солдат так не скажет. Я помню, под Москвой…
Он запнулся, сообразив, что ляпнул дерзость. Но генерал улыбнулся.
– Ну-ну, что под Москвой?
– Солдаты на передовой просили: "Разрешите дать понятие фрицу". В одной руке винтовка, в другой – рупор. Вот как было. Фашист тут гадил, Лобода поднял глаза на рисунок с двустишием, – и наш боец не прощает ничего. Нет! Но спрашивает: кто же он, фриц? Неужели каждый немец – враг? А нельзя ли иному дать понятие и противника превратить в друга? А?
– Скоблить времени нет, – сказал генерал и тоже посмотрел на рисунок. – Завтра дальше двигаемся. Обижаетесь на кличку? Хорошо, правильно, что обижаетесь. – Он усмехнулся. – А в части бензина, между прочим, команда дана.
Генерал смягчился. Лобода нравился ему: смело отстаивает свое дело и за Шабурова держится, несмотря ни на что. Тем яснее выпирало личное в рапорте Шабурова.
– Так Шабуров нужен вам?
– Обязательно, – твердо ответил майор. – Золотые руки.
– Добро, – весело сказал Мусхелишвили. – Но объясните, что с ним? Инженер, служба по специальности. Начальник у него… Вежливый начальник.
– Личное горе, товарищ генерал. Потеря близких.
Лобода обдумывал упреки генерала и на вопросы о Шабурове отвечал нехотя, сухо.
– А вы беседовали с ним?
– Неоднократно.
– Ваша звуковая машина, ваши листовки тоже оружие. Почему он не сознает этого? Чем он дышит? Война не личное дело капитана Шабурова.
– Верно, товарищ генерал, – отозвался Лобода. Чем, однако, дышит Шабуров? Майор не мог ответить, он припомнил беседы с ним, короткие, колкие. Шабуров не раскрывал себя.
– Нехорошо, – произнес генерал. – Понять немца надо, это вы правильно сказали. Но своего подчиненного почему проглядели?
Лобода шагал из политотдела взволнованный. Сам того не замечая, он запел. Навстречу ему по талой, хлюпающей дороге шла колонна пехотинцев. Солдаты с любопытством взирали на странного майора. Запрокинув голову, подставив лицо мокрым хлопьям снега, он возглашал "Реве та стогне" и никого не видел.