— Я же видел твое лицо, когда мы прошлых жмуриков околпачивали.
Наверное, он прав. Мне действительно было жаль этих несчастных полулюдей-полуживотных, единственной осознанной целью которых является сокращение срока своего пребывания в этом негостеприимном мире. Их смерть не будет напрасной. Благодаря им реальность, где они были несчастны, сгинет, а в новом мире судьба этих людей обязательно сложится гораздо удачнее.
— Водки хочешь? – спросил Титов у бродяги, для доходчивости пихнув его локтем в бок.
Бомж ответил ему высокомерным молчанием, хотя и облизнулся. Еще один тычок.
— Хочу, – утвердительно мотнул головой наш свежий «кролик».
— Пойдем, налью, – предложил Титов.
Мы начали медленно подниматься по лестнице. К счастью, бомж шел сам и не сильно нуждался в нашей помощи. Мы лишь слегка корректировали траекторию его перемещения. На третьем этаже наш орел встал на крыло, и я слегка поотстал, чтобы отдышаться. Сердце успокаивалось долго, и, когда мне все-таки удалось добраться до лаборатории, бродяга уже расположился в моем кресле на стенде. Он радостно скалился и жадно поглощал живительную жидкость, закусывая ее дешевой колбасой. Александр всегда выполнял обещания и, если посулил водку, значит, он ее обеспечит. А про сохранение жизни речи не было. Пусть не обижается. Но почему он выбрал именно мое кресло? Теперь придется дезинфицировать его хлорамином и перед смертью полной грудью вдыхать отвратительный химический запах.
Бомж чавкал и жмурил от удовольствия маленькие глазки. Грязные слюни бежали по подбородку. Нет, не быть ему архитектором. Тупое создание. В лучшем случае слесарь-сборщик второго разряда.
— Господа, – послышался у меня над ухом глубоко интеллигентный голос Готлиба. – Вы звери, господа.
«Опять забыл включить сигнализацию», – с тоской подумал я и посмотрел на вошедшего.
В дверях стоял наш третий друг, коллега и сообщник.
В отличие от полноватого Титова, Борей был неприятно худ. В его заостренных хищных чертах мне всегда мерещилась замаскированная угроза. Я знал Борея как очень хорошего доброго человека, но от его высокомерной пренебрежительной жестикуляции всегда веяло тошнотворным дешевым аристократизмом. Излучаемая им аура уничижала всех, кто имел несчастье попасть под ее действие. Борей умел произносить обычные и совсем необидные слова таким тоном, словно ставил себя на голову выше всех присутствующих, и мне иногда хотелось точным ударом в пах сбить его с пьедестала. Не делал я этого только потому, что очень сильно уважал этого человека за его исключительный ум, неподдельное благородство и несокрушимую принципиальность.