Янат чувствовал себя отвратительно. Руки и ноги затекли от неподвижности. Поза, полулежа, довольно комфортная поначалу, уже вызывала глухое нарастающее комом напряжение и раздражение.
Места-капсулы были просчитаны тютелька в тютельку, лишние сантиметры — догрузка, которой стремились избежать. Перед самым стартом произошла какая-то накладка и будущим "временным" колонистам Нави пришлось провести в неудобном положении около часа. Покинуть ячейки никому не позволяли, аргументируя тем, что искать потом членов экспедиции по всей станции, дабы сообщить им об отбытии никто не будет. Накануне, Янат получил напутственную взбучку от Самойлова. Официально находившийся в должности уже пятые сутки Виталий, сухим и безжалостным тоном перечислил все мыслимые и немыслимые запреты, которых Шептунову следовало придерживаться неукоснительно. Также он перечислил права и обязанности, проще говоря, тот самый свод правил, которому все участники экспедиции посвятили не один и не два часа личного времени. Неисполнение, неподчинение, а также даже приблизительно напоминающие саботаж действия, подчеркнул Самойлов, запустят механизм депортации Шептунова на станцию. С последующими проблемами: (им лично) тщательно испорченной репутацией и в качестве бонуса занесением выговора в дело. "Забудешь о своем обещании, голубчик, я нагажу так, что никто и никогда не захочет связываться с тобой. И никакие связи отца не помогут. Просто выполняй то, зачем прибыл и не суйся, куда не просили", — напутствовал он Шептунова, безмятежно улыбаясь на прощание.
Янат сделал соответствующие выводы. Навь творила что-то непонятное с людьми, возможно. Что, впрочем, не исключает и некой гадкой интриги, в которой как-то замешан его нынешний начальник. Чем сильнее Самойлов давит, тем больше рождает подозрений по собственному поводу. Почему он так ведет себя?
Все они пока могут лишь представлять, что ждет их на Нави. Нечто, вполне реалистично маскирующееся под обыденность и обыкновенность. Ну, и, конечно же, как его могла оставить равнодушным пламенная речь человека, который, (Янат был уверен), если не знал, то хотя бы частично понимал или был вовлечен в какой-то процесс, растянутый на годы. Разогретый речью Самойлова, мучимый догадками, предположениями и банальным любопытством, Янат извелся. Лежать в капсуле было скучно, шевелиться затруднительно, а от мыслей, казалось, мозги медленно и верно закипают. Поэтому новость о том, что неполадки или что там мешало взлету, устранены, прозвучала как нельзя кстати.