Их предки, как подозревал Ян, умели гораздо больше, но видимо часть знаний во время войны все же была безвозвратно утеряна. Возможно, именно в прошлом возник изначальный конфликт, который развел навий и людей по разные стороны баррикад. Шептунову очень хотелось раскопать этот секрет, достать его из-под земли и пролить свет на некоторые из загадок Нави. Он даже неосторожно предположил, что война шла между расами людей и аборигенов, и задумался о том, была ли выигравшая сторона. Ян уверил себя, что большинство странностей, происходящих на планете, вполне могли стать отголосками неких утерянных либо неуправляемых технологий, и догадки, которые он пока ничем не мог подтвердить, просто сводили с ума.
А еще Янат просто рассматривал своды, подмечая как активна, оказывается, жизнь на первый взгляд в безжизненных камнях. Маленькие жучки, черви, мотыльки и множество тварей побольше обитали в пещерах. Почти все они слабо фосфорицировали и, видимо, вырабатывали особые ферменты, дающие возможность подманивать добычу. Оттенки от блекло голубого до ярко оранжевого, делали их внешне необычайно красивыми, хотя вблизи такие жучки обычно оказывались слабо серыми или коричневатыми. Свечение играло роль дополнительной идентификации, как у животных и насекомых на поверхности. Там важна была замысловатость расцветки, здесь богатство световых оттенков. Зеленые, желтые, красные, розоватые, очень много белого и голубого. На самом деле, стоило приглядеться, как открывался совершенно удивительный мир, совершенно не похожий на солнечный, но тоже по-своему привлекательный. Эти наблюдения помогали Янату отвлечься, они подбадривали его в периоды, когда становилось особенно тоскливо. Увлекшись, Шептунов забывал все на свете и мог часами рассматривать метровых многоножек, что изящными зигзагами ползали по отвесной скале. Расцвеченные бледно желтыми кольцами, с круглыми пятнышками оранжевого по бокам и крапинками фиолетового — твари напоминали ему экзотические растения его исторической родины.
Живность в воде так ярко не светилась. Янат пару раз увидел бледно сиреневую рыбу, от которой исходило слабое мерцание и все.
Мусса старалась не подпускать Яна близко, но ее добродушие и стеснительность вскоре стали ему очевидны. Напускная суровость иногда исчезала, и Ян с удивлением замечал нечто очень уж знакомое и человечное: страх одиночества, робость и тщательно скрываемое любопытство. Шептунов не спешил, хотя ему порой и хотелось надавить, отсиживался в виртуальной засаде, и показывал свое дружелюбие мягко, ненавязчиво. Девушка не верила, но уже чаще отвечала на вопросы. Некий контакт, подобие мирового соглашения, между ними установился, шаткий, хрупкий, раскачиваемый как лодка то психозом Яната то пугливостью русалки, однако он был. Они уже вцепились друг в друга мертвой хваткой, хотя в глаза сей факт оба отрицали.