— Хотелось бы узнать чуть больше об обряде, — сказал он, изображая легкое сомнение и умеренную встревоженность.
— Конечно, — Самойлов расплылся в улыбке, — перед самим процессом я все расскажу вам.
— А сейчас?
— Нет. Понимаете, люди, пришедшие оттуда, очень ранимы. Они все вокруг видят в черном свете, они уверены, что окружающие им врут, хотят причинить вред здоровью. Их реальность кажется им существующей, а прочее выдумками. Признание выдуманных миров существующими, ложных воспоминаний подлинными. Вам тоже сейчас кажется, что я пытаюсь заморочить голову?
— А те люди, которые говорили о выдуманных мирах, они говорили одно и тоже?
— Нет, — безмятежно ответил Виталий, — разное. Говори они одно и тоже, я бы задумался. Ведь не может же такому количеству мерещиться один и тот же бред? Я, несомненно, заинтересовался бы таким явлением. Но их фантазии разнообразны и потому бессмысленны. Мы обыкновенные дети нашего мира. Измученного, кривого и больного. Потомки тех, кто наполнил планету ядом и горечью, тех, кто уничтожил большую часть знаний, смел с лица земли цивилизацию. Наших предков.
— Значит, есть теория о том, почему так произошло, где мы жили раньше, те, кто поплыл по волнам грез?
— Конечно. Мы называем это явление "Сегодняшний вчерашний день". Но не сегодня, мой бедный друг. Для начала, вам стоит прийти в себя и немного набраться сил. Простите мою невежливость, вы засыпали меня вопросами, а я даже не потрудился узнать имя. Простите еще раз, все потому, что вы очень истощены и стрижка совсем короткая. Я не уверен кто передо мной.
— В тоннелях плоховато с едой, — рассеяно ответил Янат.
Самойлов выжидающе молчал. Ян спохватился.
— Да, конечно. Янат Шептунова.
— Вы женщина? — в голосе Виталия сквозило легкое удивление, — вы отважны. Любомиру должно быть вдвойне стыдно.
— Оставим, — Ян нарисовал улыбку, а затем направил разговор в нужное русло, — он не знал, а внешность у меня непримечательная. Вполне допустимо не догадаться. Я хотела бы тоже узнать ваше имя. И спросить, могу ли я взять паузу, немного прийти в себя, до обряда? Ведь, как я понимаю, избежать этой чести нельзя, если я хочу быть принятым в ваше общество?
Самойлов делано вздохнул, выражая сожаление, и дружелюбно улыбнулся:
— Новичкам очень трудно понять простую вещь, вы больше не пленник. Навьи чудовища, они жестоки к людям. Они заставляют их верить в то, что им везде грозит опасность. Сейчас, здесь, безопасно. Это тот дом, который они отняли у вас. Я еще не знаю, из какого поселка вас выкрали, но найду. — Шептунов мрачно слушал, на лице же его блуждала растерянная улыбка нежданно спасенного человека. — Янат, ходите, где хотите, я выделю вам провожатого на первое время. Общайтесь с людьми, выздоравливайте, набирайтесь сил. Когда доктор решит, что вы полностью здоровы, проведем обряд. Не раньше. Что же касается возможностей избежать, — Виталий прокашлялся, деликатно прикрывая рот рукой. Ян механически отметил, что жестикуляция один в один с Самойловым со станции. — Не советую отказываться. Дело в том, что поселок автономное сообщество. Мы сами обеспечиваем себя, отвечаем за благополучие и развитие нашего хозяйства. Психически больные люди, пребывающие в плену фантазий, угроза для стабильной и счастливой жизни, они нарушают равновесие, будоражат ненужные слухи, в конце концов, просто недееспособны. Мы не можем позволить себе содержать таких людей за счет других членов общества. Им предлагают уйти через валы в пустыни. Климат там жесткий до невозможности. Это не верная смерть, нет, но выжить там непросто. Однако мы оставляем выбор за человеком. Я повторю еще раз, вы не пленница, и находитесь среди друзей. Ваш выбор ваше право.