— У вас вовсе нет сердца, — проговорил он удивленно.
Кармезина засмеялась.
— Вы не там слушаете, — ответила она. — Сердце левее. У нас, женщин, оно закрыто грудью. Нет, не прикасайтесь! Я боюсь, что вы подслушаете лишнего.
— Длинные и острые колючки так изъязвили меня, — сказал Диафеб, выпрямляясь, — что я уж ничего не услышал. Да вы едва не прокололи мне ухо!
— Весьма сожалею, что не сделала этого, — заметила Кармезина.
— Одну часть поручения я исполнил, — откликнулся Диафеб. — Осталась вторая.
— Жду с нетерпением. — И она поправила платье.
— Итак, мой брат, Тирант Белый, присылает вам добрые пожелания.
— Много?
— Если бы эти пожелания были водой, то Срединное море показалось бы по сравнению с ними маленьким прудом, где разводят карпов. А если бы эти пожелания были камнем, то любая гора, включая и гору Олимп, была бы по сравнению с ними прыщом на теле земли.
— Прыщом? Как поэтично!
— Увы, я не нашел никаких других сравнений, ведь я не поэт.
— Это жаль, — молвила Кармезина. — Но что же мне теперь делать? Вы взвалили на мои плечи целую гору и нагрузили меня необъятным морем. Нет у меня зубов, чтобы разгрызть столько камня, да и желудок мой, боюсь, не вместит в себя столько воды. Как же отомстить мне злокозненному Тиранту? — Она призадумалась немного, а потом сказала: — Передайте, что я шлю ему в ответ вдвое больше добрых пожеланий, а сверху — еще одно, совсем маленькое, размером всего лишь с константинопольскую цитадель. По сравнению со Срединным морем это сущая мелочь, не так ли?
* * *
Диафеб получил через пажа приглашение явиться на большую рыночную площадь столицы, и сделать это не позднее, чем через несколько минут после того, как замолчат колокола. «И еще, господин мой, государь приказал вам одеться как можно роскошнее», — заключил паж.
— В таком случае, ты поможешь мне одеться, — сказал Диафеб.
Вместе они поднялись в покои, отведенные бретонцам, и нашли в сундуках Тиранта великолепный наряд из шаперии, а это была такая ткань, на которую нашивались многочисленные бляшки, и каждая блистала гербами, эмблемами, девизами и полными смысла узорами.
Паж затянул все завязки и ремешки на одеяниях Диафеба, и едва они покончили с этим занятием, как начали звонить колокола и все вокруг неожиданно залило розовым светом. Так случается иногда на заре, если день предстоит ветреный, и душа отзывается легким волнением: тот, кто молод, желает непременно подняться на скалу повыше и подставить лицо задорному ветру, а кто постарше — с радостью смотрит на это из окна.
Диафеб Мунтальский двинулся через сад, окружающий императорские дворцы, на улицу и по каменной мостовой зашагал к большому рынку. Свет и звон окружали его со всех сторон. Диафеб сверкал одеждами и красотой; всякая бляшка и всякая кудряшка блистали совершенством и были вне всяких похвал.