Казачьи предания гласят, что после разгрома войск Мамая на Куликовом поле в 1380 г. татары, мстя донцам за их поддержку князя Москвы Дмитрия, принудили их очистить берега Дона и переселиться не только в его верховья, но и дальше на север вплоть до Камы, Северной Двины и Белого моря.[7] Так Новгород получил великолепных бойцов, которые, видимо, пополнили ряды ушкуйников. Многие дети и внуки «казачьих эмигрантов» так и остались на далеком Севере.
Но вернемся к неугомонным ушкуйникам: в 1391 г. они опять грабили по Вятке, Каме, Волге, снова взяли Жукотин и даже Казань. Последние упоминания об ушкуйниках встречаются в XV в., но уже в слабой форме, так как Москва уже начала давить вольность Новгорода.
После того как опричники Москвы уничтожили две трети новгородцев, исчезли и их корабли. Теперь можно только догадываться, какими они были, беря за основу дошедшие до нас суда викингов, а также описания этнографами лодок Севера середины XIX в.
Однако некоторое время еще продолжал теплиться древний дух Новгорода и предприимчивость. Из документов академика Ф. И. Миллера видно, что поморы и купцы Англии в конце XVI в. еще пытались пробраться к Енисею, куда их манили слухи о богатствах Сибири. Но боярин князь Иван Куракин усмотрел в этом угрозу своей естественной монополии. Нужно отметить, что и в те дивные времена Москва также придерживалась евразийской идеологии, поэтому русские, по простоте душевной, делили окружавший их враждебный мир на татар и немцев. При этом под татарами понимали практически всех инородцев отечества, а под немцами — всех европейцев. Кроме того, для шумных и экспрессивных русских, судя по реалити-шоу Москвы, слово немец имело два значения: чужой и тихий.
Собирая всякие ничтожные сведения, часто и преувеличенные, Куракин доносил о них царю Михаилу Федоровичу, советуя закрыть для немцев и русских Белое и Карское моря, принуждая их ходить до Мангазеи сухим путем. Переписка эта велась до 1621 г., и континентальная психология матушки Москвы восторжествовала. Пристани в Керволе, на Мезени, в Кольском и Пустозерском островах и в Варзуге были уничтожены. Понятно, что Куракин получал сведения о немцах (купцах Англии), приходивших в моря Севера, через поморов. И одного из них, холмогорца Еремку Савина, велел бить батогами нещадно, чтобы, как гласил указ царя, «на то смотря иным было не повадно воровством смуту затеватъ». Так бедный, не повинный ни в чем Еремка натерпелся и за немцев, и за земляков, добиравшихся до Карской губы и Енисея. Зато это принесло желаемый Москве плод. Край забыли, и надолго.