Конечно, Робка трепался с Кошкой в аське только чтобы развеять грусть, но сейчас он снова готов был поверить во всё, что наплела ему Китти ему про астрал и телепатию. Немного растерянный, он, опять из-за спины, как тогда розу, достал большой блестящий свёрток.
— Эта волшебная коробочка поможет тебе в достижении твоих главных целей.
— Каких? — спросила Аля, нетерпеливо, но аккуратно разворачивая подарок.
— Состояться как художник и вернуть папу.
От этих слов в её синих глазах заблестели слёзы. А когда Алевтина открыла красивую лакированную коробку и увидела кисточки, она уже не смогла сдержаться и из синих озёр потекли тоненькие ручейки. Она тихо встала, обошла вокруг стола, обняла Робу за плечи и, положив голову ему на плечо, зашептала ему в ушко:
— Спасибо, тебе, милый добрый Робочка! О таком я даже и не мечтала! Это для меня самый лучший подарок на свете! — и поцеловала его в щёчку.
Роб был рад и счастлив не меньше, чем Алечка. Вечер почти удался. Оставалось только выслушать Алин рассказ. Что же расскажет ему этот чудо-ребёнок? Он терялся в догадках, сгорая от нетерпения и ожидая всего, чего угодно и даже немного побаиваясь. Он тактично подождал, пока Аля нарадуется подарку и всем своим видом показал, что он уже заждался начала повествования. Поняв намёк, Аля тяжело вздохнула и начала:
— Понимаешь, я не хотела тебе рассказывать… Я не хотела, чтобы ты за меня переживал… Я думала, что я потом всё сразу и расскажу, и объясню, и тебе не надо будет расстраиваться… Я так надеялась…
Казалось, что она сейчас разрыдается. Робка взял её руку и, погладив её, мягко попросил:
— Солнышко, успокойся, пожалуйста, и объясни, о чём ты ведёшь речь. Я здесь. Я с тобой. У нас куча времени, ты же сама говорила. Сформулируй и скажи, от чего ты пытаешься меня уберечь. О чём я должен был переживать?
Аля успокоилась, собралась, набрала полные лёгкие воздуха и выдала на одном дыхании:
— У меня врождённый порок сердца.
Она посмотрела на Робу — тот, казалось, воспринял её признание на удивление спокойно. Тогда она окончательно взяла себя в руки и продолжила:
— Я родилась восьмимесячной, очень слабенькой, да ещё со сложным пороком. Врачи разводили руками и говорили, что уповать надо только на чудо — если я выживу в первые месяцы, то порок, возможно, даже перерасту и буду совершенно здоровым человеком. Мама не досыпала ночей, соблюдала все предписания, со слезами взывала к небу, и, можно сказать, вытянула меня с того света. Когда период риска миновал, состояние критическим уже не было. Удивлённые врачи радостно объявили, что теперь есть шанс обойтись и без операции. Но с тех пор я под неусыпным наблюдением медиков. Всё только по их рекомендации и с их разрешения. И гимнастика в своё время была тоже только для общего укрепления организма. И то, что я не ем ничего тяжёлого и почти не ем после шести — это тоже оттуда же. Зато сейчас мне очень нравится, как я выгляжу благодаря относительным режиму и диете. На самом деле, меня уже давно ничего не беспокоит. Но я всё равно каждый год по предписанию доктора прохожу обследование. Каждый год перспективы самые радужные, мне обещают, что, скорее всего, следующий раз будет крайним, и в новом году мы встретимся только по радостному поводу. Но и в этот раз мне сказали: «До встречи через год». А я так надеялась, что уже в этом году мне скажут, что я совершенно здорова. Тогда бы я привезла тебе радостную весть. И это бы многое поменяло… — она опять тяжело вздохнула и продолжила: — Я бы всё равно тебе это рассказала, но хотелось по-другому. Робочка, милый, ты не переживай за меня, пожалуйста. Я думаю, всё будет хорошо. — Она успокаивала Роба, сама еле сдерживая слёзы. По всему было видно, что переживает Аля всё-таки не за себя, а за «милого Робочку», за их общее «мы», такое пока ещё нежное и хрупкое, только недавно начавшее обретать хоть какие-то очертания.