Странно.
Вот и все. Дошли.
Что теперь?
Ослу
понятно, что
отправляться
в новый набег
за вещами смерти
подобно, когда
по области
творится такое
безобразие.
И кажется, что
в городе не
совсем безопасно.
На мой звонок
в ЖЭК, по поводу
горячей воды,
ответили как
всегда зло и
посоветовали
помыться под
дождем. В своем
блокноте я
сделал еще одну
пометку того,
что в мире не
поменялось.
А
потом мы пошли
гулять. Я не
расспрашивал
у Феликса, глядя
на его скрюченную
спину, есть ли
где ему жить.
Это было неважно,
я бы приютил
его у себя. Дороги
были свободны,
относительно
тихи и жара,
пронизавшая
каменную цитадель
города, казалась
не такой удушливой.
Мы прогулялись
по Красному
Проспекту, где
под развешанными
праздничными
флагами бригады
штукатурщиков
реставрировали
стены. Они были
изрешечены
пулями: бандитские
группировки
были как никогда
сильны.
На
площади Ленина
в центре многополосной
магистрали
теперь было
возведено
укрепление
из бетонных
заграждений.
Вооруженные
люди, облокотившись
на своеобразный
бордюр, провожали
автомобильный
поток ленивыми
взглядами. Всех
источала жара.
Иногда останавливали
какую-нибудь
машину и проверяли
ее содержимое.
Памятник Ленину
был взорван
неизвестными
еще прошлой
зимой и через
развороченную
железобетонную
задницу, можно
было заглянуть
в светлое будущее.
Деревья, окаймляющие
оперный театр,
по-прежнему
дающий концерты,
были спилены
зимой и пущены
на растопку.
На их месте
стояли, как
обгорелые,
чахлые саженцы.
Поразительно,
но я почти не
увидел овощей.
Лишь когда мы
проходили мимо
церкви Александра
Невского, там
ясно и пронзительно,
точно хотели
расколоть само
небо, зазвонили
колокола. Начиналась
служба и толпа
старух, желающих
прикупить
молитвами себе
место в раю,
крестясь, заходили
в храмину. Вместе
с ними туда
валом валили
и овощи, широко
выпучив глаза
и раскачиваясь,
пытались войти
под сень храма
божьего.
Я
давно заметил,
что овощи очень
любят посещать
христианские
мессы. Обыкновенная
православная
церковь, не
считая отколовшихся
от нее ортодоксов,
считала мертвецов
грешниками,
которым Господь
ниспослал
испытание, аки
Иову. И она взвалила
на себя обязанность
облегчить их
мучения и страдания.
Все мировые
конфессии
считали примерно
также, стараясь
на людском горе
о том, что их
близкие превратились
в упырей, снискать
себе новую
паству.
Мы
мирно сидели
на скамейке
около оперного
театра с его
серебрящимся
куполом, где
гордо, не смотря
на напасть,
реял флаг области.
Впрочем, как
и всегда, ничего
не предвещало
беды. Неожиданно
Фен дернулся,
сделал попытка
залезть куда-то
за меня и что-то
рассерженно
прошептал. Я
спросил: