Я
уже давно растянулся
на грязном полу
и дергал за
штанину учителя:
-Ложись,
идиот. Чему там
только на твоих
курсах учили.
Порой
чувствую себя
матерью Терезой.
В
пулемете кончилась
лента, пока
перезаряжали
основной солирующий
инструмент,
отчетливее
стала слышна
паническая
ругань лейтенанта:
-Ворота,
сука, закрывай!
Ворота при,
иначе все здесь
погибнем на
хрен!
-В
задницу эти
сраные ворота,
валить надо!
-Стой,
сука! Стоять!
Часто
и сухо защелкал
пистолет и
больше не стрекотал
автомат, зато
вновь отборной
громовой руганью
расцвел пулемет.
Стреляли явно
неумело, пораженные
страхом - длинной,
нескончаемой
очередью, вместо
того чтобы
наносить короткие,
точные срезки,
как при жатве
серпом. Потом
раздалось
несколько
мощных хлопков,
словно лопались
громадные
воздушные
шарики, наполненные
гремучим газом,
всё на несколько
секунд затихло,
и тоскливая,
пороховая
тишина окутала
нас с Феликсом.
-Конец?
- забито прошептал
он, - кончилось?
-Ответных
выстрелов не
было, значит
это не рейдеры.
А наша усиленная
милиция не
настолько тупа,
чтобы расходовать
такое количество
патронов на
простой грабеж,
да и не настолько
обленилась,
чтобы не отразить
атаку десятка
буйных.
-Надеюсь.
В
зомбятник
проник гул.
Тянущее, утробнее
бормотание,
словно бесперебойно
работающая
вытяжка. Шум
нарастал, креп,
усиливался,
распадался
на десятки
отдельных
источников,
будто летящих
по небу самолетов.
Я безошибочно
определил, что
"Это" такое.
Неожиданно,
как смычком
по скрипке,
резануло
извечно-лейтенанское:
-Су-у-у-ка!
Су-у-ка!
Затопали
смачные, жирные
шаги и было
отчетливо
слышно, как
колыхалась
приближающаяся
к нам потная
туша. Лейтенант
Куропаткин
с воем и слезами
на глазах забежал
в помещение.
Не потрудившись
закрыть за
собой дверь,
он рванул к
зомбятнику,
одновременно
матерясь и
плача, пытаясь
дрожащими
руками открыть
замок.
Феликс
на всякий случай
вновь притворился
овощем. Мент,
с судорогой
на лице, искривившее
изломом этот
громадный,
окровавленный
пяточек на две
пропасти, забежал
в клетку и закрыл
за собой дверь.
В руке у него
был зажат пистолет.
-Товарищ
лейтенант, -
осмелился
спросить я, -
что случилось?
Он
посмотрел на
меня взором
полным уничижительного
превосходства
и ответил, глотая
слезы, быстро
и злобно:
-А
ты сейчас сам
увидишь. И эта
сука, - он ударил
Феликса по
ребрам, - тоже
скоро своих
дружков увидит.
Мне
больше не нужно
было подтверждений.
Я встал с ногами
на центр скамейки
и прижался к
шероховатой,
как кошачий
язык, стене.
Кивком головы
показал шатающемуся
и нахохлившемуся
от злобы Феликсу,
что надо сделать
тоже самое.