- Ты в безопасности?
- Кто это может знать, черт возьми?
- Где ты остановилась? Какой у тебя номер телефона?
- Не так быстро, Гэвин. Будем продвигаться потихоньку. Я в телефоне-автомате, так что не умничай.
- Брось, Дарби! С меня довольно! Томас Каллахан был моим лучшим другом. Ты должна понять.
- И что это может означать?
- Послушай, Дарби, дай мне пятнадцать минут, и у нас будет дюжина агентов, которые заберут тебя. Я сяду на самолет и буду у тебя до полудня. Ты не можешь оставаться на улице.
- Почему, Гэвин? Кто за мной гонится? Скажи мне, Гэвин.
- Я скажу тебе, когда приеду.
- Не знаю. Томас мертв, потому что поговорил с тобой. Мне не очень-то хочется встречаться с тобой прямо сейчас.
- Дарби, послушай, я не знаю, кто или почему это сделал, но уверяю тебя, ты в очень большой опасности. Мы можем тебя защитить.
- Может быть, позже.
Он глубоко вздохнул и сел на край кровати:
- Ты можешь доверять мне, Дарби.
- О'кей, я доверяю тебе. А как насчет остальных? Это очень тяжелая ситуация, Гэвин. Мое маленькое дело кого-то очень сильно задело. Как m считаешь?
- Он мучился?
Она заколебалась:
- Я не думаю, - ее голос дрожал.
- Можешь позвонить мне через два часа? В офис. Я дам тебе внутренний телефон.
- Дай мне номер, и я это обдумаю.
- Пожалуйста, Дарби. Я пойду прямо к директору, как только туда приеду. Позвони мне в восемь, это время будет специально для тебя.
- Дай номер.
Бомба взорвалась слишком поздно, чтобы попасть в утренний выпуск "Таймс-Пикант" в четверг. Дарби быстро пролистала его в комнате отеля. Ничего. Она посмотрела телевизор, и там это появилось. Прямая трансляция сгоревшего "порше", все еще стоящего посреди обломков на паркинге, тщательно отделенного от всего остального желтой лентой. Полиция считала, что это убийство. Подозреваемых нет. Комментариев нет. Затем имя Томаса Каллахана, возраст сорок пять лет, выдающийся профессор права в Тьюлане. Печальный декан с микрофоном у лица говорил о Томасе Каллахане и шоке, связанном со всем этим.
Шок, связанный со всем этим, ее усталость, страх, боль. Дарби уткнулась лицом в подушку. Она ненавидела плакать, и пока это все. Траурная церемония ее бы доконала.
Глава 16
Это был знаменательный кризис. Его шансы повышались после того, как Розёнберг скончался. Его собственный образ сиял в лучах славы, и Америка чувствовала себя прекрасно, потому что он был в команде, и демократы шли к перевыборам следующего года с победой в кармане. И тем не менее его уже мутило от всего этого и от этих бесконечных митингов до рассвета. Его тошнило от Дентона Войлса, его самодовольности, ограниченности и чопорности, от его приземистой маленькой фигуры, сидящей за другим концом его письменного стола в свободном плаще с поясом, поглядывающей в окно до время разговора с Президентом Соединенных Штатов. Он придет сюда через минуту еще на одну встречу перед завтраком, еще на одну жесткую стычку, на которой он скажет только часть того, что знает.