— В головы! — завизжал он — от его десятка оставалось в живых только трое и он с Хакимом. — Бейте им в головы!
Рядом рявкнул лук Хакима. Голова подростка, запрыгнувшего сзади на лошадь цэрега и вгрызшегося тому в глотку, разлетелась не хуже первой. Впрочем, толку от этого не было — мальчишка успел прокусить вену, и монгол лишь несколько мгновений качался в седле, тщетно стараясь пережать чёрный в свете вышедшей из-за леса луны ручей, прежде чем свалился в толпу мертвецов.
Эбуген ещё раз спустил тетиву. Ещё…
— Десятник!!! — на сей раз хорезмиец растерял не только всё словесные украшения, но и забыл слово «господин».
Эбуген сшиб ещё одного мертвяка — «Надо уходить! Трое против полусотни — плохой расклад, даже когда бьёшься с живыми!» — и повернулся.
На них неторопливой рысью надвигался великан на рослом коне. Ни шлема, ни кольчуги на нём не было — только штаны и плащ, реющий за спиною, будто чёрные крылья. Был он бледен, как лунный свет на снегу, а на голой груди чернел хас тэмдэг — развёрнутый так, как чертят его чёрные шаманы, покумившиеся с Эрлигом. В правой руке блестел длинный прямой меч.
Так вот он, колдун, поднявший мертвецов! Что ж ты сам полез в драку, урусутский атаатай боо?! Не зря Ясса гласит — не должно полководцу самому участвовать в сражении. Вот и поплатишься сейчас…
Две стрелы ударили в грудь рослому воину. Эбиген подавился радостным криком — всадник, лишь пошатнувшись в седле от удара и не меняя выражения лица, вырвал стрелы из груди. Вырвал и поскакал дальше. К ним.
Оставшиеся раны растаяли, заросли прямо на глазах.
И тут храбрость Эбугена со звоном лопнула, словно чересчур сильно натянутая тетива. Он сжал голенями бока коня и с диким визгом устремился прочь — мимо толпы мертвецов, поглощавшей его последних цэрегов, мимо растоптанного скотом и людьми костра…
Он не сразу осмелился оглянуться. Казалось — попробуй, и над плечом поднимется страшное светлобородое лицо — и меч в занесённой руке. Собственно, он не оглянулся бы, не поскользнись конь на заснеженной впадине во льду. Через конскую голову Эбуген вылетел из седла в сугроб на берегу. Встал, приходя в себя. Погони было не видно, а сзади кричал от боли, пытаясь встать на сломанную ногу, верный скакун.
Впрочем, Эбугена это уже не занимало. Он просто хотел быть подальше от места встречи со страшным урусутским колдуном и его неживыми воинами. И поближе к юртам родного кошуна. Не путал его уже даже призрак резной коновязи у чёрной юрты. Пусть… Главное — успеть рассказать о новой беде, новом страшном враге… и пожить, пожить, хотя бы полдня пожить, увидеть ещё раз рассвет, услышать речь живых соплеменников!