Он рассказывал им о «Великой жатве Траяна». Он сам!
О «Жатве проректора» все студенты Московских духовных школ узнавали в первый же месяц после поступления. Это была самая страшная быль про Траяна, которой одной было достаточно для того, чтобы заставить трепетать любого студента. Гайда, Настоящий и Задубицкий, конечно же, знали о Великой жатве, но им даже в голову не могло прийти, что она была всего лишь результатом спора, была игрой. Что несколько десятков студентов стали заложниками шуточного пари двух проректоров, православного и католического.
– По моему плану, – продолжал довольный производимым эффектом Траян, – в месяц я должен был отчислять по четыре-пять человек. В учебные месяцы больше, в каникулярные – меньше. В первом полугодии все было хорошо, и план был даже на две единицы перевыполнен, а вот во втором семестре начались трудности. Истребляемый и паникующий курс стал проявлять чудеса активности и изобретательности. Они жаловались ректору, звонили своим епархиальным архиереям, писали письма в Патриархию, в общем, боролись, как могли. Начались разбирательства. Но придраться было не к чему. Ведь в условиях спора говорилось о качественных отчислениях, я старался.
Ребята были настолько поражены, что забыли о ветре и холоде. Настоящему даже казалось, что стало жарко из-за того, что веселые огоньки, пляшущие в глазах проректора, были отблесками инфернального пламени, бушующего у того в душе.
– Но, господа, что греха таить, я проиграл. И, знаете, что самое обидное? – Траян сделал актерскую паузу. – Не хватило всего лишь одного студента. Точнее он был. Но его провинциальный архиерей… – досада на лице Траяна показала все его отношение к этому архиерею, – он так за своего семинариста боролся… Просто, братья, фанатик… По правде говоря, когда французский коллега узнал о моих успехах, он был настолько удивлен, что готов был признать себя проигравшим, но я не согласился. Спор есть спор. От слов своих оправдаешься, и от слов своих… ну, вы знаете. По условию, проигравший должен был проводить день, в который случился наш спор, наиболее глупым и нелепым образом. Поначалу я хотел писать концепцию реформирования семинарии, где инспекция и студенты пребывали бы в гармонии, но потом придумал ходить в Малинники ночью пешком, и вот уже сколько лет хожу.
Настоящий открыл было рот, но не нашел, что сказать и только посмотрел на Гайду с Задубицким. Те были растеряны и молчали.
– Но, я вижу, вы совершенно замерзли, – проректор участливо всмотрелся в их лица. – Быстрая ходьба должна вас согреть. Я навещу вас завтра в изоляторе. Доброго пути. – И коротко кивнув, он ушел в темноту по направлению к купальне.