Весть о высадке нормандцев пришла в Йорк 1 или 2 октября. Гарольд, не теряя ни минуты, поручил Эдвину и Моркару собирать ополчение Нортумбрии и затем вести его к Темзе, а сам со своими хускарлами тут же двинулся к Лондону, по пути мобилизуя шерифов Тадкастера, Линкольна и Хантингдона. 5 или 6 октября он уже был в Лондоне. Ни Эдвин, ни Моркар не присоединились там к нему: их области, жестоко разоренные норвежцами, не могли предоставить свежие отряды. И вообще эти два эрла предпочли держаться в стороне от конфликта. Они понимали, что Гарольд, призывая их на службу, более руководствовался политическими соображениями, нежели военными. Он не доверял им, а они не доверяли этому сыну Годвина.
Весь клан Гарольда пребывал в волнении, чувствуя, какая страшная опасность угрожает их благополучию. Вдова Годвина, Гита, горько упрекала Гарольда в гибели Тостига и обвиняла его в том, что он навлек беду на свой дом. Братья Гарольда, особенно Гирт, к упрекам матери добавили собственные: следовало бы, по крайней мере, предоставить командование армией им, которые не присягали на верность нормандцу! Гарольд, как всегда непреклонный, страшно прогневавшись, пинками прогнал этих презренных трусов. Ему посоветовали подвергнуть страну тотальному опустошению, чтобы в преддверии зимы обречь нормандцев на голод. Гарольд отказался, поскольку первой жертвой такой военной тактики станет невинный народ, королем которого он является.
В Лондоне он пробыл только до 11 октября, собирая подкрепление. В результате под его командованием оказалась армия, численно не уступавшая войску Вильгельма, но, согласно англосаксонскому обычаю, почти не имевшая конницы, недисциплинированная и очень разнородная, включавшая в свой состав профессиональных воинов, плохо вооруженных крестьян и даже монахов и клириков. Находившийся в устье Темзы флот Гарольд отправил патрулировать Ла-Манш, дабы отрезать нормандцам путь к отступлению.
В то время как с той и другой стороны полным ходом шли приготовления к сражению, Гарольд и Вильгельм обменялись посланцами, предприняв последнюю попытку договориться. Неизвестно, кто из них был инициатором переговоров. Оба они доверили столь ответственную миссию монахам, что свидетельствует об их желании до последнего момента оперировать аргументами права, а не угрозами. Монах из Фекана Юон Марго изложил в Лондоне точку зрения, уже ставшую в Нормандии официальной, делая упор на ту поддержку, которую оказала герцогу Римская церковь, и предлагая вынести вопрос на рассмотрение третейского суда. Если же Гарольд не принимает это предложение, то, по нормандскому обычаю, следовало бы прибегнуть к судебному поединку. В те же дни английский монах, говоривший на наречии нормандцев, появился в лагере близ Гастингса. Вильгельм принял его инкогнито, выдавая его за собственного сенешаля. Гарольд поручил ему произнести от своего имени оправдательную речь, особо акцентируя завещательный характер последних слов Эдуарда Исповедника, но вместе с тем учитывая, что за последние годы король не раз менял свое решение, и предлагая нормандцу равноценную финансовую компенсацию.