Он подошел к Ваннику вплотную и негромко добавил: «И, надеюсь, перевербую».
Или Бочкареву показалось, что он сказал именно это?
Шталман решительно направился к выходу
Капитан попытался посмотреть на своего командира, чтобы увидеть его взгляд, прикоснуться напоследок к его уверенности, прочности, быть может, поймать напутствие, но того загораживал крупный эсесовец, кажется, остающийся в лаборатории. И Бочкарев, повернувшись, последовал приглашению офицера, показывающего ему на дверь.
Они уместились в том же диске, который доставил их с «Герхарда». Несколько минут заняли подготовительные операции, затем «Ханебу» беззвучно оторвался от земли – это почувствовалось по легкому покачиванию, двинулся вперед, сдал назад, повисел немного и, судя по ощущениям, пошел в набор высоты. Иллюминаторов салон не имел, поэтому пассажирам оставалось дремать, беседовать в тишине, не прерываемой гулом обычных двигателей, или просто ждать.
Бочкарев успокоился. Собственно, ничего страшного и не случилось, ну, остался один, можно подумать, в первый раз.
Он принялся исподтишка рассматривать Сигрун, сравнивая живые черты и ощущения от плаката, затем, когда она неприветливо посмотрела на него, переключился на Шталмана.
Тот сидел один, далеко от всех и у Бочкарева родилась мысль. Он отогнал ее, потом сказал себе, почему нет, затем подумал, что это наглость, самая, что ни на есть наглейшая, после чего тихонько, стараясь не шуметь, перебрался к штандартенфюреру, на соседнее кресло.
Тот встрепенулся, посмотрел на Бочкарева, кивнул.
— Простите, господин штандартенфюрер, — негромко произнес капитан. — Меня тревожит один вопрос и я не знаю, к кому обратиться.
Шталман молчал.
— Насколько сильно «Колокол» изменяет реальность и в чем заключается это изменение?
Шталман удивленно поднял бровь и полуобернулся к капитану.
— Однако… вы уже говорили с Сигрун? Хотя, нет, я бы увидел. Похоже, я вас недооценивал, лейтенант. Мне казалось, что еще на «Герхарде» вы о «Колоколе» не знали ничего. Мои поддразнивания, разумеется. несли информацию, но только для того, чтобы раздразнить вас, заставить действовать и показать себя. Сделать по ним общее заключение невозможно. Тем лучше, уважаю таких людей. Надеюсь, спрашиваете вы не из тщеславного и мелочного желания помешать, прославиться или сделать еще-какую нибудь глупость?
— Это ведь исключено конструкцией, — ответил Бочкарев. — Кроме того, во втором контуре и нужно возмущающее воздействие.
Шталман кивнул.
— Именно. А знаете, когда все окончится, я позабочусь о вас и вашем оберштурмбаннфюрере. Такие люди нам нужны, неважно, каких они убеждений. Тем более, убеждения – это вопрос времени, правильного окружения и сытной здоровой пищи. Духовной, разумеется… нет, лейтенант, я восхищен вами. Между прочим, у вас не было ни единого шанса: я знаю все, что происходит в штабе рейсхфюрера. Никаких проверок «Герхарда» и прочих секретных объектов он, конечно же, не устраивал.